Гиены в средней полосе

Между тем, из зека лились слова, перегоняя друг друга, и вырисовывалась тень картинки взятия Бастилии. Со слов нашего пленного, два дня назад вместо привычного утреннего развода происходило непонятное. Подъема в назначенное время не было, свет в бараках горел в аварийном режиме, с перебоями. На прогулку не выводили, покормили в первый день только вечером. Всех держали безвылазно в бараках . Вертухаев значительно прибавилось, со смены никто не ушел, а усиление заступило. С оружием никто из вохры не расставался, и на взводе все, слова не скажи. Ночью по зоне поползли слухи. Основной версией происходящего обсуждался катаклизм глобальный, в основном про войну говорили. Настроение это не поднимало, многие понимали, что все население колонии сейчас могут просто вывести в расход. На второй день, когда не дали завтрак, во втором бараке попытались поднять бучу, но на обычный вроде протест был открыт огонь на поражение. После того, как стало ясно, что обеда не будет, прошло совсем немного времени, и в здании администрации прогремело несколько взрывов, потом минут пять шла заполошная стрельба. Вохра в бараке, в котором был наш пленный, просто ретировалась, но уйти им не удалось. Выстрелы из ружей и пистолетов встретили их на выходе, в спину вылетели зэки из барака. А потом пьяная от свободы масса вывалила из ворот, и захлестнула жилгородок при зоне. Зеки тараканами расползлись по городку, взламывая двери квартир, насилуя и убивая оставшихся в городке людей. В домах уже почти никого не было, но кто остался, тому очень не повезло в остатке жизни. Женщин нашли всего четверых, продавщицу и хозяйку магазина, не пожелавших бросить товар, больную жену одного из охранников, и неходящую старуху полупарализованную. Использовали всех. Выжила только старуха, на нее позарились очень немногие. Как только начался дележ и первые стычки за награбленное имущество, в дело вступили военные. Поначалу показалось, что военных очень много, и свобода оказалось сладкой, но недолгой. Как толпой заполонив жилгородок, так и обратно в панике приливной волной метнулись зеки к родным баракам, откуда их поддержали огнем более сообразительные товарищи, не предавшиеся огульному грабежу. Рядом с зоной базировался дивизион пэвэошников, и о нем в кураже многие совсем забыли. Но дивизион был в процессе расформирования, так что так напугавшая зэков толпа военных на поверку оказалась всего неполным взводом. Как только со сторожевых вышек заработали пулеметы, военные начали в темпе отступать за забор части. Во второй раз в жилгородок хлынула приливная волна заключенных, за солдатами бросились с пеной у рта, забор зоны от забора части отделяло не более полукилометра и дома городка, да и огонь своих пулеметов с вышек взбодрил несказанно. Тут и выяснилось, что из-за забора части вышли не все солдаты. Не в пример пулеметчикам со смотровых вышек зоны, со стороны забора части огонь был кинжальным, в который раз проредив волну черных бушлатов. Из жилгородка участвующие в грабеже зэки ушли к родным пенатам, где были резко взяты в оборот, и построены вдоль стены. Заправлял балом на территории ИК Немец, один из самых авторитетных сидельцев. Не уступавшие ему до этого в авторитете представители кавказской и азиатской диаспоры вместе с земляками неаккуратно лежали по всей территории. После окончательной победой на вохрой, пока шел грабеж в городке, Немец устроил форменный цугундер на территории. Вернувшие пристыженные неудачники попали в самый замес. После блиц допроса кто, как, и куда бегал, были расстреляны человек двадцать. Остальных изрядно проредили, многих под угрозой расстрела отправив за забор, после чего началась кипучая деятельность. У Немца, как потом узнал наш рассказчик, в Красном Бору жил родной брат, не отличавшийся кротким нравом и соблюдением законов, и брат этот, поняв, что происходит нечто из ряда вон выходящее, двинул в колонию на выручку, захватив свою бригаду численностью около двадцати человек.