Гиганты и игрушки

С двенадцати до трех Айда сражался со звездами и, прибегая к весьма хитроумным уловкам, перебил их всех до единой. Тем самым он тщательно подготовил почву для появления Кёко. И тут из обвинителя он неожиданно превратился в защитника. Дело решилось на удивление быстро. Был уже четвертый час, все устали и окончательно запутались. Казалось, из этого тупика не выбраться. Начальники секторов и заведующие отделами дремали, пригревшись на майском солнышке. В комнате висело густое облако табачного дыма.

— Иными словами, ты хочешь сказать, что нужен какой-то новый человек, не известный ни публике, ни фирмам? — спросил один из членов правления. Он явно отказывался от дальнейшей борьбы. Айда, убедившись в полном разгроме противника, вежливо отступил на шаг:

— Ну да, вроде бы так… Пожалуй, это — выход.

Член правления усмехнулся, разгадав его маневр:

— Ладно, хватит валять дурака. Выкладывай, что там у тебя.

Увидев, что Айда осторожно вытаскивает из-под кучи бумаг «Камера-Ай» и воскресные журналы, я сходил в отдел и принес пакет с пробными снимками Кёко. Мой шеф стоял спиной к окну. Распрямив плечи и выпятив грудь, он победоносно оглядывал присутствующих.

Один из членов правления, впервые увидев лицо Кёко на фотографии, сказал именно то, что все мы — и Айда, и Харукава, и я — смутно чувствовали, но не смогли выразить:

— Фу-ты, черт! Ведь девчонка-то — вылитый каппа[5]!

Журналы переходили из рук в руки, от членов правления к начальникам секторов, от начальников секторов к заведующим отделами, а от них — к управляющим провинциальными филиалами. Интересовала их не столько сама подборка «О-о, юность!», сколько критический разбор фотокомпозиции и отклики воскресных журналов. Правда, некоторые открыли было рты, чтобы выразить сомнение, но, предчувствуя, что Айда вот-вот опять перейдет на осакский диалект, предпочли промолчать.

После короткой паузы тот же самый член правления спросил:

— Девчонку еще никто не зацапал?

Айда, казалось, только и ждал этого вопроса. Он высыпал на стол снимки из принесенного мною пакета.

— Нет! Я первый взял ее на мушку!

И он рассказал все по порядку, начиная с того момента, когда увидел Кёко у нашей витрины, и кончая пробой в ателье Харукава. Потом добавил, что взял с девушки слово отказываться от любых предложений, пока «Самсон» официально не пригласит ее на работу.

Это решило исход дела. С трудом подавив досаду, член правления буркнул:

— Ну, ладно, другого выхода нет! Время не терпит.

Было уже не до обсуждений всяких там «за» и «против». Айда старательно уничтожил все обломки кораблекрушения и полностью взял на себя ответственность за жизнь утопающих. Улучив удобный момент, он бросил им спасательный круг — единственное, за что они могли уцепиться. Все равно немыслимо за такой короткий срок обежать артистические уборные и съемочные павильоны, найти подходящих актеров, договориться о гонорарах, сделать снимки да еще успеть отпечатать плакаты. Так что Айда одержал победу без боя.

Сразу же после совещания он позвонил Харукава и договорился с ним о фотографиях для рекламных плакатов. Потом позвонил Кёко на работу и пригласил ее в бар. Было ровно пять, рабочий день кончился, и Кёко немедленно согласилась. Мы заехали за ней на машине. Когда Айда сказал девушке, что фирма заключит с ней договор, и назвал сумму гонорара, она пришла в дикое возбуждение.

— Хочу лепешку! — выкрикнула она.

Ей захотелось лепешки, завернутой в толстый лист морской капусты и политой соевым соусом!

II

Вот уже несколько лет нас сносит течением, и мы не знаем ни минуты покоя. Мы выбиваемся из сил и расходуем уйму денег, но все впустую. Нас беспрестанно гложет тревога. Поначалу тревога эта была лишь смутным предчувствием и столбиком цифр, сейчас она прочно засела у нас в печенках. Мы только о том и думаем, как бы нам выйти из положения, но до чего жалки и бесплодны все наши попытки! Они отдают мертвечиной. Вот потому-то Айда и ушел с головой в свои модели — он не в силах вынести тошнотворного запаха гниющей заживо плоти.

А дело в том, что карамель, неизвестно почему, продается все хуже и хуже. Этим и вызвана наша тревога. Быть может, членам правления, отдающим приказы из своих тихих, уютных кабинетов с установками для кондиционирования воздуха, такое признание придется не по вкусу и самолюбивые стариканы сердито потащат нас к окну: оттуда видно, как со складов выезжают тяжело груженные машины и у кондитерского павильона беспрестанно толчется народ. Так и кажется, что теплая высохшая рука легонько похлопывает тебя по плечу и сиплый старческий голос шепчет:

— Ну, смотри! Продается ведь! И будет продаваться! А ты постарайся, чтоб продавалось еще больше. Надо как следует постараться, только и всего. Ну-ка, пошевели мозгами, нет ли у тебя какой-нибудь стоящей идейки?

И все-таки это жалкий голос. И его благодушие фальшивое. Стариканы упорно отворачиваются от графика продажи, висящего на стене.