Гигиена убийцы

— Я вовсе не предаю ее, наоборот. Своей любовью к вам я доказываю, что Леопольдина научила меня любить.

— Софизм.

— Это был бы софизм, если бы любовь не была подвластна иным законам, чуждым законам логики.

— Послушайте, господин Тах, пишите всю эту чушь в своем романе, забавляйтесь на здоровье, а я вам не подопытная свинка.

— Нина, я вовсе не забавляюсь. Любовь существует не для забавы. Любовь — чтобы любить, и только.

— Как вдохновляюще.

— Да-да. Если бы вы могли постичь смысл этого глагола, вы вдохновились бы, Нина, как вдохновлен сейчас я.

— Оставьте ваше вдохновение при себе, прошу вас. И перестаньте называть меня Ниной, иначе я за себя не отвечаю.

— Не отвечайте за себя, Нина. Позвольте только любить вас, если вы сами не способны полюбить меня в ответ.

— Полюбить? Вас? Только этого не хватало. До какого надо дойти извращения, чтобы любить вас!

— Дойдите до извращения, Нина, вы так меня осчастливите.

— Я бы себе не простила, если бы осчастливила вас. Меньше всех людей на земле вы достойны счастья.

— Не могу с вами согласиться.

— Естественно.

— Я безобразен, я зол и подл, я, может быть, самый гадкий человек на свете, и все же у меня есть одно редкое достоинство, столь драгоценное, что за одно это я достоин любви и счастья.

— Постойте, я угадаю: скромность?

— Нет. Я сам назову мое достоинство: я умею любить.

— И за этот высший дар я должна омыть слезами ваши ноги и сказать: «Претекстат, я люблю вас»?

— Повторите еще раз мое имя, это так приятно.

— Замолчите, а то меня стошнит.

— Вы чудо, Нина. Вы необыкновенная: огненный темперамент и твердый характер, пламя и лед. Вы горды и бесстрашны. У вас есть все, чтобы быть несравненной любовницей, — если бы только вы вдобавок умели любить.

— Хочу предупредить вас сразу, что если вы принимаете меня за реинкарнацию Леопольдины, вы глубоко заблуждаетесь. У меня нет ничего общего с той восторженной девочкой.

— Я это знаю. Вам незнаком восторг, Нина?

— Это совершенно неуместный вопрос.

— Я тоже так думаю. В этой истории все неуместно, и в первую очередь моя любовь к вам. Поэтому ответьте на мой вопрос, вовсе не предполагающий того, о чем вы подумали: знаком ли вам восторг, Нина?

— Не знаю. Но знаю точно, что в данный момент я восторга не испытываю.

— Вы не знаете любви, вы не знаете восторга — вы вообще ничего не знаете. Нина, детка, как вы можете дорожить жизнью, если даже не знаете, что такое жить?

— Зачем вы мне все это говорите? Чтобы я покорно дала себя убить?

— Я не убью вас, Нина. Я хотел это сделать, не скрою, но после того, как я пресмыкался, это желание меня покинуло.

— Ох, я умру от смеха. Вы всерьез думали, что сможете убить меня, вы, немощный старикашка? Нет, вы даже не гадки, вы, в сущности, просто глупы.

— От любви глупеют, Нина, это общеизвестно.

— Ради бога, не говорите больше о любви, я чувствую, что способна убить.

— Неужели? Но именно так все и начинается, Нина.

— Что — все?

— Любовь. Так, значит, я пробудил вас к этому восторгу? Я несказанно горд, Нина. Желание убить умерло во мне — и тут же возродилось в вас. Вы только сейчас начинаете жить — вы это сознаете?

— Я сознаю, что вы довели меня до белого каления.

— Я сподобился увидеть нечто необычайное: я-то, подобно всем смертным, думал, что реинкарнация возможна только post mortem, и вот при жизни своими глазами вижу, как вы становитесь мной!

— Я никогда не слышала худшего оскорбления в свой адрес.

— Ваше белое каление говорит о том, что вы начинаете жить, Нина. Отныне в вас вскипит та же ярость, что всегда кипела во мне, вам станет непереносимо криводушие, вы будете взрываться гневом и восторгом, вы будете само негодование и отринете всякий страх.

— Да заткнитесь же наконец, старый боров!

— Вот видите, я прав.

— Нет! Я — не вы!

— Еще не совсем, но процесс пошел.

— О чем вы?

— Скоро узнаете. Потрясающе! Я говорю, и мои слова сбываются на глазах, стоит мне их произнести. Я стал пифией настоящего — не будущего, нет, настоящего, вы понимаете?

— Я понимаю, что вы лишились рассудка.

— Это вы меня его лишили, как лишите всего остального. Нина, я в жизни не испытывал такого восторга!

— Где ваши лекарства? Где успокоительные?

— Нина, меня ждет вечный покой, когда вы убьете меня.

— Что-что?

— Не перебивайте. Я должен сказать вам нечто чрезвычайно важное. Хотите вы того или нет, вы становитесь моим воплощением. При каждой метаморфозе моего «я» мне встречается существо, достойное любви: первой была Леопольдина, и я убил ее; вторая — вы, и вы убьете меня. Круг замкнется, не так ли? До чего же я счастлив, что это будете вы: ведь благодаря мне вы теперь знаете, что такое любовь.

— Благодаря вам я узнала, что такое шок.

— Вот видите? Я вас за язык не тянул. Любовь и начинается с шока.

— Только что вы говорили, что она начинается с желания убить.