Гиль-гуль

Сегодня я проснулся как обычно — в 6.30. Казалось бы, выходной, можно выспаться, но нет, лежал в тревожном ожидании — будет ли «охота». Барабанная дробь раздалась в 7.30 (на час позже, и на том спасибо). После недавнего пленума ЦК КПК (от 4 октября) Китай объявлен страной «четырех, „нет“»: нет крыс, нет воробьев, нет мух и комаров. Новый метод борьбы с вредителями полей теперь переместился и на улицы города, по крышам бегают люди (в основном женщины и подростки), кричат, улюлюкают и машут чем попало: руками, шестами, тряпками, — а внизу парами ходят мужчины, у одного к спине привязан огромный барабан, другой колотит в него палками. Таким образом, птицы боятся сесть передохнуть, а когда устают — падают на землю обессиленные, и их добивают. Ежедневные истошные крики и бой барабанов явно подрывают мою нервную систему. Какое-то необъяснимое чувство тревоги, часто подолгу не могу заснуть, сны тоже тревожные, хотя я их не запоминаю. Зорину хоть бы что, он спит в шапке-ушанке, да и сам так храпит, что через стенку слышно. А я уже не смог уснуть, решил перед завтраком немного прогуляться и спустился к берегу Янцзы. Берег был усеян какой-то мелкой серебристой рыбешкой, тут же расположилась большая стая недобитых пока воробьев, гаек и ласточек. Несколько гаек с криком поднялось в воздух и полетело в мою сторону, я поспешил поскорей прочь от них. Во всем уже чувствовалось приближение осени — под унылым свинцовым небом воды Янцзы казались особенно желтыми, ветер дул короткими сильными порывами, бросая в лицо колючий песок, но уходить не хотелось, и я укрылся от ветра за перевернутой трибуной. Погода соответствовала моему настроению, в голове даже стали мелькать какие-то поэтические образы, затем складываться в рифмы, и я пожалел, что не захватил тетрадь. Глядя на главную реку Китая, я вспоминал широкие разливы нашей Волги, и город Рыбинск, и свое первое свидание с Валюшей — самым близким и родным мне на земле человеком. Сколько всего нам довелось вместе пережить — и голодную юность, и смерть Нелечки, и войну, Хотя, конечно, никакими стихами и никакой прозой я не смог бы выразить те чувства, которые испытываю к ней.