Гиль-гуль

Там находится несколько храмов и монастырей (они даже древнее, чем в Тибете), фрески которых нуждаются в реставрации. И вот король Мустанга, получив благословение далай-ламы, пригласил самых лучших европейских специалистов, чтобы те привели их в порядок. Тут и возник конфликт: реставраторы считают, что фрески не надо полностью восстанавливать, то есть закрашивать трещины и обновлять краски. Обсыпавшиеся части фресок они просто покрыли белилами и черным контуром дорисовали лица и фигуры богов, очень схематично, а трещины в стенах укрепили и тоже оставили. Нам, говорят, реставраторская этика не позволяет их трогать, коллеги не поймут. Фрески, мол, принадлежат своему времени, что мы их, акриловыми красками должны раскрашивать? А король Мустанга пытается им объяснить, что для его народа эти фрески — не искусство, а образ жизни, и поэтому должны хорошо выглядеть, оставить так — с трещинами, с подтеками, — значит оскорбить божества. А реставраторы недоумевают — как можно посягать на древнейший культурный слой? Тогда приходят буддийские монахи и верховные ламы и тоже проводят беседу с реставраторами — мол, тело человека тоже ведь со временем того… и душа обретает новое тело, вот и фрески надо обновить, чего ж цепляться за старое? Надо, чтоб было красиво. Всегда эти фрески разрушались, и всегда люди их восстанавливали… А реставраторам по фигу весь этот буддизм, они же профессионалы и стоят на своем: культурным вандализмом заниматься не имеем права — хотите, сами закрашивайте, если сможете. Король Мустанга уже чуть не плачет, подбородок трясется у старика, прямо жалко. Вы что, говорит, даже не закроете эти трещины? Они же прямо по лицам проходят, как шрамы! А те не понимают — они же все пропитали растворами, шрамы укрепили и замазали темной краской, чтоб не сильно бросались в глаза, чего же еще? Так и не нашли стороны общий язык, и отсутствующие части богов придется раскрашивать местным умельцам. Непонятно даже, на чьей стороне автор фильма, скорее всего, на «мустанговской», очень уж гнусно выглядят реставраторы… хотя не факт. Но благородные лица жителей королевства, их сдержанность и терпеливая логика так явно контрастируют с возмущенными возгласами вредных прыщавых реставраторов, что авторская позиция и не требуется. Меня этот фильм чем-то поразил, пока не пойму даже… Лицами. На улице не встретишь «мустанговцев» (или мустангцев?), зато «реставраторов» хоть отбавляй. И еще тот факт, что в королевстве живет всего несколько тысяч человек, и окружают его высочайшие вершины мира, один Эверест чего стоит. Добраться туда можно только пешком — несколько дней пути через семь горных перевалов и глубоких ущелий, и еще речные переправы. Местные ламы охраняют тайну древнего манускрипта, в котором есть указание на приход Будды. И вот получается, что тупые европейцы, проделав весь этот путь, пытались навязать им свои представления о культуре…

Мише отдали дневники деда — они лежали в шкафу на работе у Макса, все 26. Отдали еще книги на русском — Ерофеева, Пелевина и Гессе, — и тетрадку про пейсов (оказывается, Макс тоже вел дневник под названием «Байки из склепа») — все это привез мне Миша. Я пролистала записи Макса — это не личный, а, скорее, служебный дневник, довольно интересный документ, поэтому я хочу сделать себе ксерокопию. А потом отдам тетрадь его родителям.

Только я настроилась продолжать, как медсестра Хана вкатила в палату закуски. А теперь отправилась за выпивкой. Оказалось, у доктора Давида Ильича Кемница сегодня день рождения. У меня есть три ангела-хранителя в этой больнице — Миша, доктор Кемниц и Хана.

* * *

Мама улыбается… Она надела тот самый платочек, который он привез из Торжка, перед самой войной… а щи уже остыли. Но не доесть — значит обидеть маму…

— Спасибо, мам, очень вкусно. Я так соскучился по щам из печи…

— А ты, Алешенька, еще как-нибудь заходи…

Мамины пальцы теребят бахрому на косынке, выдают беспокойство — наверное, не решается о чем-то спросить. Как увеличились ее руки, мужские, да и только, узловатые пальцы, вросшие ногти… и все приходится делать одной: и дом, и огород, и скотина… что поделать, дети ей теперь не помощники, все трое ученые… так ведь и сама об этом мечтала, и гордится…

— Анечка стала такая хозяюшка, так она мне помогает… все сама, все сама… даже корову доить научилась.

И замолчала. Он хочет еще расспросить о сестре, но почему-то стесняется. А младший брат Колька… как он теперь? Чем занимается? Колька был, конечно, ябедой… мама сама его за это ругала. Интересно, они тут все вместе живут или в разных домах? Он не решается спросить, не хочет ее волновать, вдруг мама заплачет… сейчас она так хорошо улыбается. Зачем напоминать, что брат с сестрой погибли у нее на глазах… хотя… что это он, в самом деле? Мама ведь тоже погибла, ну да, все вместе… их эшелон разбомбили, Аня погибла сразу, а мама с Колькой побежали к лесу… но не успели… ну конечно!

— Мам, ну что ты все молчишь, рассказала бы, как вы живете… как Аня? Нашла себе жениха?