Гиль

Некоторые колебавшиеся «даурцы» пробовали остановить движение ссылками на долг «службы государевой». Но Сорокин с товарищами отвечали, «что-де их братья служилые люди в прошлых годех» много раз «из служб бегали» — из Якутска, Красноярска и Илимска, «а им-де за то государева указу и сыску не бывало: то они воры и изменники М. Сорокин с товарищи ставят себе в похвальбу и в удачю!»

Это говорит воевода Оладьин в своей отписке царю, в которой не раз возвращается к этому предмету и ничем не опровергает показаний «даурцев», что все прежние побеги в Даурию совершенно игнорировались центральным правительством и не вызывали с его стороны ни «указов», ни «сысков». Значит, это была правда, и Сорокин, указывая колебавшимся на это обстоятельство, как бы намекал, что далекому царю нет дела до них — захолустных людишек.

Когда атаман и есаул были избраны, Сорокин «кликнул в круг» Качина и объявил ему, что «отказывает» ему от «приказа» в Верхоленском остроге, что ему «до них дела нет ни в чем» и пригрозил, чтобы он «вести не подавал» воеводе Оладьину, «а буде весть подашь — и ты на себя не пеняй! посадим в воду!»

Этой угрозы было достаточно, чтобы обезоружить Качина. Но все же ему вполне не доверяли — следили за ним и «из острогу без своих людей не выпущали». Следили и за остальными служилыми людьми, не приставшими к Сорокину. Против некоторых открытых противников были приняты крутые меры: так, казаков Терентья Пашкова и Игнатья Буракова и промышленного человека Ивана Галичанина избили, «в воду посадить хотели», ограбили, ружье, порох, платье, у Галичанина отняли «судно с товары и хлебными запасы» и всех троих «за приставом в воровском своем полку держали».

Сорокин постарался привлечь на свою сторону ясачных людей и запретил им извещать воеводу о происходящем в остроге. Переговоры с инородцами не затрудняли Сорокина и Краснояра, так как они «язык братской и тунгусской знают».

После 25-го апреля, Сорокин прожил в Верхоленском остроге до 11-го мая, занимаясь организацией своего «воровскаго полка» и приготовлениями к далекому походу. Кроме найденных в остроге судов, 3 струга «приплавили сверх Лены реки» промышленные люди, остальные суда заготавливал казак Донщина на Тутуре.

Ядро полка Михаила Григорьева Сорокина составили 25 казаков из отряда, посланного с ним на Тутуру. Позже, как увидим ниже, к нему присоединился отряд его брата Якова Сорокина, также из 25 Казаков. Таким образом, считая с атаманом, его братом и есаулом Федором Ивановым Краснояром — служилых людей собралось 53 человека. Любопытно, что между ними почти третья часть носит малорусские фамилии: Петр Панко, Андрей Некрасов-Хохол, Артем Муромко, Василий Мотус, Иван Кудря, Федор Пан, Петр Кисель и т. д. Очевидно, все это были служилые из ссыльной литвы и черкас.

Малорусские фамилии встречаются и среди 20 илимских пашенных крестьян, приставших к Сорокину: Нечай Ворон, Калина Черкашенин, Данило и Ефим Плужные и др. Некоторые крестьяне бежали с своими семьями. С семьей бежал и «соловар» с Усть-Кутского «государева усолья» Терентий Брилин. Бежали его два «подварка», мельник с «государевой мельницы», 2 «ямских охотника» и др. полу-служилые люди.

Но главную массу Сорокинского полка составили «многие промышленные люди и воровские бродящие люди». Здесь были «покрученики — работные люди» с торговых судов, «всякие нахожие люди и воры в зерншики» — по определению воеводы Оладьина. Всего собралось у М. Сорокина до 300 человек из Илимского, Якутского и др. уездов.

Пробирался к М. Сорокину из Тобольска сын его Михаил, но дорогой был схвачен и посажен Оладьиным в тюрьму.

Некоторые увлечены были в движение насильно, например позже Оладьин получил из Киренского погоста «явку» торгового человека гостиной сотни Томилы Щепоткина о насильственном уводе Сорокиным его сына Тихона. Прокопий Федоров, приказчик гостиной сотни Остафья Филатьева, жаловался, что Сорокин увел у него всех «покручеников», на которых были «кабалы».

Несмотря на такой разнообразный состав Сорокинского полка, общая цель соединяла всех в крепкое и дружное сообщество. Все более важные вопросы решались сообща — в казачьем «кругу». Многие свидетели, сталкивавшиеся с полком на стоянках или в походе, согласно показывают, что видели, как на «станах» бунтовщики «в кругах под знамены говорили» о своих делах. Это отметил воевода Оладьин в отписке царю, как там же он отметил и следующее обстоятельство, усугублявшее, по его мнению, вину сорокинцев: «ведомо мне чинитца», что «воры, забыв страх Божий и крестьянской закон, в середу и пяток мясо и молоко ели».

И воевода Оладьин, и другие илимцы согласно говорят, что душой и главой бунта был именно Михаил Сорокин, — служилый человек «стараго ленскаго наряда», т. е. переведенец из Якутска. Главными же помощниками его были казаки Федор Краснояр и Клим Донщина.