Gilded Lily: Lily Safra: The Making of One of the World's Wealthiest Widows

"Было общеизвестно, что за домом следили из штаб-квартиры в Монако", - говорит друг Эвелины, не пожелавший назвать свою фамилию. "Когда стало ясно, что Эвелин умрет, Лили начала брать ситуацию под контроль".

Не было никаких сомнений в том, что она умирает. Менее чем через год после смерти Клаудио у Эвелины диагностировали мезотелиому перикарда - крайне редкую форму рака, поражающую мембрану вокруг сердца . В первые дни болезни она отправилась в Нью-Йорк на операцию, три месяца восстанавливалась и говорила себе, что худшее позади. Но рак вернулся, и к сентябрю 1992 года она поняла, что жить ей осталось недолго. Поэтому в своей последней воле и завещании она оговорила условия воспитания Габриэля. Возможно, она понимала, что этот юридический документ - слабый жест, хлипкое оружие в борьбе с Лили. Но для молодой женщины, которая за несколько коротких лет потеряла почти все - младшую сестру, мужа и сына, - это был окончательный расчет, попытка упорядочить хаос, убедительное подтверждение ее желаний.

С лихорадочной быстротой Эвелина продиктовала клерку свои инструкции: Родительские обязанности будут разделены между ее невесткой Адрианой и Антонио Негрейросом, часто безработным актером и хореографом, который стал ее ближайшим компаньоном после смерти Клаудио. Она называла Антонио, который когда-то работал ее личным тренером, "отцом" Габриэля. Вскоре после смерти Клаудио Антонио переехал в дом в Гавеа вместе с Эвелиной и помогал ей воспитывать сына.

Габриэль будет проводить свои школьные каникулы с Антонио, а в шестнадцать лет ему будет позволено выбирать, где и с кем он хочет жить. Если его увезут в другую страну, об этом должны будут сообщить бабушка и дедушка по материнской линии и Антонио. "Разлука между Габриэлем и Антонио должна быть постепенной", - писала Эвелин. "Всегда говорите Габриэлю правду, никогда - полуправду. Когда Габриэль чувствует себя одиноким, действуйте с ясностью и состраданием, не пытаясь избежать этой темы. В конце концов, у него уже было много разлук".

Окончательное расставание с матерью произошло 17 октября 1992 года, в день смерти Эвелины. Несмотря на все ее усилия и заботы, планы и условия, которые она так тщательно разрабатывала для будущего своего сына, фактически умерли вместе с ней.

"Эвелина умерла в пятницу, а я рассказал Габриэлю о смерти его матери в субботу утром", - вспоминает Антонио. Габриэль зашел на сайт , сел на колени Антонио и крепко обхватил ногами своего суррогатного отца.

Антонио был полон решимости исполнить последнее желание Эвелины. Но, оглядываясь назад, он говорит, что был наивен и должен был предвидеть, что произойдет. Лили не собиралась позволять какому-то мелкому актеру/персональному тренеру из Рио-де-Жанейро иметь что-либо общее с ее внуком, особенно теперь, когда Габриэль стал единственным наследником отцовской доли семейного состояния.

Когда Лили начала выходить из года глубокого траура по сыну, они с Эдмоном продолжали путешествовать между домами в Нью-Йорке, на юге Франции и в Швейцарии. Хотя они занимались филантропией, устраивая пышные вечеринки в поддержку добрых дел на двух континентах, они также получали огромное удовольствие от своих внуков, приглашая их на летние каникулы в La Leopolda. После смерти Клаудио Лили удвоила свои усилия в работе с Габриэлем и Эвелиной, побуждая ее часто навещать маленького мальчика.

 

НА ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ после смерти Эвелины Антонио отправился помочь семьям Блох и Сигельманн с подготовкой к похоронам. Он оставил Габриэля в доме в Гавее с няней, пообещав ему, что скоро вернется. Когда он вернулся через несколько часов, дом был пуст.

Позже Антонио узнал, что за ребенком и няней заехал шофер Марио и отвез их в дом "дяди Уоткинса". В данном случае дядей Уоткинсом был брат Лили Дэниел, на которого всегда возлагались самые сложные задачи в семье. Неизвестно, удосужилась ли Лили прочитать завещание Эвелины. Несомненно, она была уверена, что заботится об интересах Габриэля, которые явно не включали воспитание мальчика вечно безработным актером. Неважно, что это была последняя воля Эвелин. По мнению Лили, Эвелина не могла быть в здравом уме , когда писала завещание, ведь зачем ей было доверять своего единственного сына этому незнакомцу?