— Клим, мы кое о чем не подумали! — он уже вернулся с поста.
— И о чем?
— Наш вагон последний в поезде. Они могут просто разомкнуть сцепку, и отдельный вагон атаковать, не считаясь с потерями. Обычными бойцами, вооруженными обычным оружием, без угрозы жизни проводника!
— Думаешь, самый умный, да? — неожиданно обиделся напарник. — Мои люди не имеют права участвовать в операции, но контролировать сцепку могут. И уже контролируют!
— Извини, я действительно решил, что самый-самый! — попытался успокоить я его, — Не говорили об этом, вот и решил, что стоит заострить внимание на этой угрозе.
— Ясно. Спи дальше — это направление прикрыто. Главное — демона не прошляпь.
— Извини еще раз. И не думал сомневаться в твоей компетентности. Может перекусим? Скоро вечер, там Варшава. Могут быть проблемы, как в Мюнхене.
— Давай. — он, вроде, оттаял. Вот и не знаешь, чем можешь человека обидеть!
Мы достали сыр, колбасу, чибатту и пару бутылок газированной воды. Еды приобрели даже многовато, если учесть убыль бойцов. Молча пожевали все это, думая каждый о своем.
— Слушай, — обратился Клим, — слишком долго ничего не происходит. Тебя это не беспокоит?
— Нервирует. Лучше так сказать. Но что мы можем сделать? Поторопить наших врагов? Будем ждать. Такова наша доля — ждать пакостей от врага или готовить ему. Ты мне долго говорил о том, как ты работаешь в МИД-е, в чем работа твоя заключена. Извини, скажу снова банальность — но ты солдат. И солдат на фронте. Вечном фронте. Обычные солдаты, окончив войну возвращаются в лагеря, казармы, демобилизуются. А твоя война навсегда. До смерти. Не знаю, как у вас, но у нас дипломаты умирают на своем посту. Потому что не могут уйти, с каждым годом их опыт растет, и как этот участок работы оставить желторотикам? МИД — это навсегда. У нас, солдат есть передышки, у вас — война навсегда. Правда, нас чаще убивают.
Клим поморщился. Не понравились ему мои слова. Но что поделать, это правда. Он не поверил. Его проблемы. Я не собираюсь его учить жизни. Чтобы не заскучать решил пройтись по нашим раненным. Посмотреть, оценить состояние. В коридоре встретил нашего нового проводника, седого старика, который поинтересовался, не желаю ли я чего? Вежливо его поблагодарил, но нет, не желаю. Наркоман чувствовал себя прекрасно, и пребывал в блаженстве. Рана не кровила и по ощущениям, не планировала воспаляться. Даже странно. Остальные тоже чувствовали себя неплохо, даже один из бойцов с проникающим ранением в брюшную полость. Хуже стало только моряку, из числа самых вменяемых, на ранение которого я не обратил особого внимания — всего-то царапина на руке! Судя по всему, зря. Эта его царапина воспалилась. Пришлось вернуться в свое купе, достать из баула свои медикаменты и инструменты, сделать укол анальгетика, почистить рану и дать ему антибиотик. Все-таки, я не целитель. И все это брал исключительно на всякий случай, для себя. После медицинских процедур напрягся и наложил формулу исцеления — целительство у меня шло туго. Может и потому, что я не слишком часто им пользовался. Проникнувшись этой мыслью, я продолжил воздействовать на пациента магией, пока не почувствовал, что срочно нужно перекусить. Это явный признак, что я неплохо выложился, но резерв еще есть. Сливать свой резерв в этом путешествии я не хотел — с демонами шутки плохи, до сих пор мы не сталкивались даже с банальными "пехотинцами" — все были рабами. Не имеющими разума зверушками, предназначенными для выполнения поставленной задачи. К примеру, завалить укрепления врага своими трупами. А под управлением "пехотинца" от дюжины до пяти дюжин таких рабов. При чем и сам "пехотинец" — ограниченно разумная тварь, с разумом клинического идиота.
Вернувшись в купе, я обнаружил своего соседа спящим, и даже похрапывающим. Посмотрев на часы, выяснил, что до Варшавы еще часа два-три. Перекусил и улегся в одежде на кровать. Странно, за окном уже темно, скоро Варшава, мы проехали половину страны — и ничего. Ожидание атаки стало даже как-то утомлять. Стоит, после этой операции попросить небольшого отпуска вернуться на Фрактальный лес, который в последнее время стал его домом. Узнать новости, посмотреть, как там малыши, пообщаться с Синим, Черепом и Сиро. Сиро-асавом. Может есть какие-нибудь новости от семьи. Или с Ирма. Боги, я с вспоминаю эту планету и свои приключения там, как нечто давно ушедшее, добрые, старые времена. Когда я просто бегал и "бошки рубил". Психика — странная штука. А если вспомнить те ощущения, когда над головой висели линкоры, вели орбитальные бомбардировки, мы сражались без какой-либо надежды на победу? Ведь здесь, по любому, лучше? А что тогда меня так гнетет?