Кстати, одеты они в кожу и мех, как аборигены. При себе у них ничего нет, что неудивительно: мы в тюрьме. А вот у меня ничего не было с момента, как меня обнаружили обугленным. Даже золота. Либо кто-то обокрал, либо… Костя стащил всё в анклав перед тем, как пропасть.
Эх, если бы у меня был катализатор, выбрался бы отсюда за секунду и вскоре орёл уносил бы меня подальше от этой безумной страны.
Чувствую себя каким-то неполноценным… Или же… Если посмотреть с другой стороны… Я не остался ни с чем. Костя неосознанно поделился со мной парочкой трюков.
Надо попробовать…
Выковыриваю из памяти всё, что делал Костя. Эфир разливается по конечностям. Это непросто, но… возможно. Чёрт, обязательно произносить вслух? Не знаю почему, но так и правда легче.
— Техника обители бледной зимы…
Чёрный эфир бурлит, становится прохладнее, и я резко прерываю плетение. Ну нафиг, оставим эту уберштуку на крайний случай.
Поразительно… Кто бы знал, что древняя магия настолько сложнее и одновременно проще той, которой обучают сейчас в академии. Надо просто вот так, потом вот тут, здесь, жмык… тьфу ты. Это вообще не объяснить. А сделать легко, но только если сделал хоть раз раньше. Такой вот каламбур и главная сложность одновременно.
— Слезть…
— О, очнулся. — Я пересаживаюсь с зашевелившегося орка на скамью. — Если будешь барагозить, ляжешь обратно. Всё ясно?
— Ясно. — Орк встаёт, потирая зад. Ох, у него зрачки стали смотреть в разные стороны. — Ты сильный. Сильней, чем я. Бить, я падать.
— Эм, ну да, так оно и было.
— Жрать есть? Хотели тебя жрать, но ты не дать.
— Меня?
— Пять дней не жрать. Думать: тебя нам отдать, чтобы пожрать. Но ты нас сам жрать, да? Бить и жрать. — Он зачем-то щупает себя в области паха. — Нет, не жрать. Хорошо…
Пять дней? Даже животных и то кормят, а эти хоть и близки к ним, но всё же разумны. Что-то жёстко инквизиция карает за пьяный дебош. Попахивает расизмом.
— Еды у меня нет.
— Нет? Как нет? Нет… — Орк вздыхает, как паровоз. — Как звать?
— Римус.
— Вкусный имя. Моя имя — Бум, а тот брат — его имя Бо.
— Бум и Бо. Ага, ясно. Красивые имена.
— Тоже так думать? Имя красивый. А твой имя — дерьмо. Длинный имя. Сложный.
— Вот как. Поэтому твоё имя длиннее, чем у брата, на одну букву?
Судя по тому, как стал пыхтеть орк, я задел его за живое. Хмыкаю, примирительно поднимаю руки:
— Но твоё мне нравится НАМНОГО больше.
Вроде помогло. Орк садится рядом, чуть не проломив задом каменную лавку.
— За что тебя сажать в клетка? Тоже «эльф — бутылка — жопа»?
Морщусь, но всё же не выдерживаю, слегка улыбаюсь. Я ж говорил — переростки-дурачки. В чём-то книги не врали. Говорят, орков осталось не так уж и много именно поэтому. Почти что вымирающая раса. Гоблинов и всякой другой нечисти — намного больше.
— Даже не хочу знать, за что вас сюда посадили.
Может, и правда заслуженно?
— Эльф — говно. Мы его не трогать, а он говорить говно про Орду.
— Надо было ему культурно объяснить, что он неправ. А вы… бутылкой. Так же не делается.
— Я сказать. Говорить, что эльф — говно. Не помогло.
— Странно, почему бы…
— Я тоже так считать. Если эльф — говно, то почему эльф обижаться?
— Действительно…
— А ты умный. Жрать тебя нельзя. Думали можно. Думали — еда. А ты не еда.
— Спасибо за похвалу, Бум. Она бесценна.
Вот так и познакомился и побеседовал с Бумом и Бо! Точнее, только с Бумом. Бо оказался молчаливым малым и лишь иногда кивал и булькал.
Как там мне рассказал Бум?
«Бо не иметь язык. Кушать быстро, когда мелким быть. Откусить, сжевать свой язык. Говорить, что его язык — самый вкусный. Теперь он любит все языки. Но другие не такие вкусный».
И почему тогда у Бо более «почётное» имя, чем у Бума? Спрашивать не стал, так как тема эта весьма чувствительная для братьев орков.
За всё время в камере ни разу не принесли ни воду, ни еду. Мне-то ладно, а вот как Бум и Бо шестой день на такой зверской диете с их-то весом — большой вопрос. Звуки, доносящиеся из орочьих кишечников, — как звуки ада на лайте. Иногда даже приходилось повторять какой-нибудь вопрос, ибо не слышно.
Ну и, конечно же, я думал о том, чтобы сбежать. Благо сил для этого хватало. А потом передумывал, потому что чуял подвох во всей этой истории. Если инквизиторы подозревают меня в использовании высшей магии, то вряд ли бы так просто сунули меня в обычную камеру с орками и спокойно ушли.
Интуиция орала в три голоса: если дёрнусь, что-то случится. Активируются какие-нибудь мегасильные артефакты, или со всех сторон набежит инквизиция. Иногда мне казалось, что кто-то за нами наблюдает, и будь я проклят Костей, если это просто «казалось».