«Остановись!»— едва не закричал комнате Гильгамеш. «Замри, ведь ты — человеческое создание, подземный хозяин не должен иметь власти над тобой!» Движение замедлилось. Почувствовав это, Большой напряг всю свою волю, приказывая стенам не разбегаться еще дальше. Каменные блоки задрожали; на мгновение показалось, что противоборство двух желаний расплещет их как отражение в неспокойной воде. Но почти тут же владыка Урука почувствовал, что сопротивление его воле пропало. Зато раздались стенания и вой сотен глоток — в комнату протискивался Кур.
Все существа, что жили на земле, все фантазии, когда-либо появлявшиеся под руками месивших древнюю глину богов, все уродства, которые только могла породить буйная, гораздая на излишества природа, оказались слиты в Куре. Бесчисленное количество туловищ, рук, лап, беспалых, бескостных конечностей, плавников, хвостов, мяукающих, лающих, изрыгающих проклятья, мычащих, по-рыбьи безмолвных голов сливались в безобразный клубок. Сквозь переплетение множества тел не было видно настоящее тело дракона; волосатая, мохнатая, чешуйчатая плоть скрывала его сердце, если здесь было, конечно, одно, самое большое сердце. Гигантский зародыш мира, нерасчлененное дитя земной утробы, осужденное вечно оставаться в материнской тьме и сырости, вываливалось на пол перед Гильгамешем. Пол, влага, слизь покрывали все, чего касался дракон. Клацали, скрежетали о камень когти, с ядовитым чмоканием отрывались от пола присоски длинных щупалец.
Кур выдавливался из дверного проема словно из кишки, и владыка Урука видел такое, чего не довелось видеть ни одному человеку: он лицезрел тех существ, которых боги уничтожили сразу после их появления на свет, ужаснувшись собственному созданию. Все состоящие из одного рта, безгубого, с воспаленными бурыми деснами, или похожие на человека, но с раздутой жабьей шеей и многосуставными руками, бессмысленно молотящими воздух перед паучьими, вытаращенными глазами. Гильгамеш видел таинство ошибок создателей и ужасался скрытому временем и недрами земли уродству.
Отвращение, ужас, оторопь — трудно одним словом назвать чувства, заставившие Большого отступать назад. Бороться с таким врагом казалось столь же бессмысленно, как бороться с половодьем. У демона не имелось сердцевины, поразив которую можно было бы остановить нашествие уродливых зародышей. Одно неважное, несущественное: какое бы из множества чудищ, туловищ, составлявших дракона Кура, Гильгамеш не поверг, — остальные едва ли даже заметили бы это.
Ощущение безысходности чуть не заставило Большого опустить оружие. Лишь наткнувшись спиной на ложе он остановился. Остановился ненадолго. То ли Энкиду застонал, по-своему видя приближение смертных сил, то ли в Гильгамеше вместе с отчаянием волной нахлынуло бешенство, но владыка Урука как камень, пущенный из пращи, обрушился на Кура. Обрушился, когда ждать уже было нельзя: еще несколько мгновений — и безобразная туша заполнила бы всю комнату.
Первыми брызнули во все стороны куски грифоньего мяса. Гильгамеш врубался в плоть Царя преисподней, как дровосеки врубаются в стволы горных великанов. Направленное чуть наискосок лезвие топора прорывалось сквозь кости, хрящи и сухожилия приросших друг к другу спинами, бедрами, животами тел. Он не думал о защите, он лишь нападал, не обращая внимания на тянущиеся к нему пасти. И нападение оказалось лучшей защитой. Огромная масса драконьей плоти была неповоротлива, словно клубок змей, свернувшихся в норе ради продолжения рода. Гильгамеш прорубал в ней широкую просеку, стараясь только не поскользнуться на покрытом слизью, кровью, отрубленными членами полу. Вокруг него раздавались стоны, ругательства на языках, умерших задолго до рождения Большого.
Гильгамеш забыл обо всем. В каждой искаженной трусливой, или свирепой ненавистью морде он видел лишенное жизни, погруженное во тьму лицо Намтара. Он побеждал его снова и снова, а обжигающе горячий топор, разбрасывая яркие изумрудные искры, не давал возможности остановиться, задуматься над тем, не безнадежное ли это дело.
Кур норовил сомкнуть свои телеса за спиной человека, сплести над его головой лапы и щупальца. Чувствуя это, Гильгамеш несколько раз менял направление движения, прорываясь из кольца, расчленяя нерасчленимое, оставляя истекать кровью оторванные друг от друга части тайного предводителя земных глубин.