Гильгамеш

Братьев накрыла бьющая крыльями тень. Воняющая нечистотами птица ростом с годовалого теленка хотела вцепиться когтями в шлем Гильгамеша. Большой присел — птица, промахнувшись, угодила под дубину степного человека. Издав клекот, похожий на собачий лай, птица Имдугут взмыла вверх. Ее изогнутый, как посох Энки, клюв, усеянный мелкими зубами, обратился к Энкиду. Мохнатый герой принялся отмахиваться палицей, стараясь защитить и свою голову, и затылок брата.

Голова змея была почти размозжена первым ударом Большого. Но его кольчатое тело судорожно выдавливалось из земли и подталкивало разверстую пасть к Гильгамешу. Выхватив из-за пояса кинжал, тот пронзил им челюсти демона, буквально пришив чудище к земле. Все вокруг заходило ходуном. Жирная плоть чудовища вырвалась из трещин; гигантский, тугой как мех, дополна налитый молоком, хвост ударил по братьям. Сбитые с ног, оглушенные, они долго не могли подняться, кое-как уворачиваясь от слепой ярости умирающего демона. Гильгамеш подставлял под удары топор, и вскоре они оба были с ног до головы покрыты густой кровью цвета сыворотки. Даже птица с пастью ящерицы, испуганно клекоча, отлетела в сторону. Наконец земля успокоилась. Рассеченные, медленно опадающие, вокруг них лежали телеса то ли змея, то ли червя. С шорохом в трещины осыпалась глина.

— Имдугут! — крикнул Энкиду, указывая на крылатого демона.

Братья поднялись, прижавшись спиной к спине и готовясь к новой схватке. Гильгамеш видел между огромными, похожими на петушиные, лапами покрытый грязным, свалявшимся оперением живот Имдугут и решил метить топором только туда. Энкиду воинственно кричал, палица в его руках плясала, словно живая. Издавая лающий клекот, птица в нерешительности кружилась над ними.

— Ну, давай сюда, неповоротливая! — надрывался степной человек. — Твоя очередь наступает, только опустись пониже!

Имдугут не решалась сражаться в одиночку. Раз за разом ее круги становились шире, выше и вот, всклекотав в последний раз, она направила свой полет прочь от дерева. Дождавшись, когда ее уродливый силуэт скрылся за стенами Урука, Энкиду сказал:

— Вот так. Я думаю, мы легко отделались.

— Посмотрим. Ниншубур говорил, что там есть еще и демоница, — ответил Большой.

Ива стояла все такая же темная, грозная.

— Какое было красивое дерево! — пробормотал Энкиду. Ему совсем не хотелось подходить к иве, но, когда Гильгамеш вступил под сень могучей кроны, мохнатый брат последовал за ним.

— Ну, Хозяйка, появляйся! — сказал Большой, осторожно дотронувшись рукой до ствола. — Или ты улетела на Имдугут? Тогда я позову людей, и они срубят твое жилище.

— Зачем бы мне улетать?

Дерево опять изменилось. Оно стало еще шире и раскрылось, явив взорам братьев дупло, проеденное в сердцевине ствола. Там, насмешливо глядя на людей, восседала демоница. Ее гладкое тело поразило героев чернотой кожи. Такой кожи шумеры никогда не видели. Она не лоснилась, а походила на потухшие угли: тусклые, поглощающие собой свет. С ней совсем не сочетались синие как ирисы глаза и в беспорядке падающие на плечи пышные белые волосы. Демоница бесстыдно разбросала ноги, она смотрела на людей не с преисподней злобой, не с мрачной загадочностью, а подобно уверенной в себе блуднице. Похотливый, оценивающий взор ее в конце концов остановился на Гильгамеше:

— Ты сам назвал меня хозяйкой. — Демоница улыбнулась, открыв ряд молочно-белых, влажных зубов. — Куда же мне идти из дома?

— Видела, что сталось со змеем? — угрожающе поднял палицу Энкиду. — Вот так!

Демоница рассмеялась:

— Опусти оружие, Заросший Шерстью! Я захочу — и оно рассыплется в труху. Человеческое оружие не принесет мне вреда.

— А боги? — нахмурился Гильгамеш.

— Как видишь, боги направили ко мне вас… Ты такой грязный, юноша, — с кокетливой озабоченностью демоница привстала и потянулась к Большому. — Нужно смыть эту гадкую белую кровь…

Гильгамеш отпрыгнул назад и занес над головой топор.

— Не трогай меня!

Демоница зашлась в смехе пуще прежнего:

— Какая я страшная! Сколько же тебе лет, юноша? Касалась ли тебя когда-нибудь женская рука?

— Касалась, черная. Столько раз касалась, что ты и не представишь себе! Но ты для меня не дотронешься. Еще раз протянешь руку — и разлетишься в прах вместе с моим топором.

Демоница томно пожала плечами.