Гилгул

— Вестник военачальника Иоава к Царю! — выкрикнул внизу хриплый голос. Затопотали шаги на лестнице, ведущей с пиаццо на кровлю, замелькали во дворе факелы. Тускло-желтые отсветы их ложились на стены, и Нафан видел черные уродливые тени, мечущиеся по белому камню. Он ждал, затаив дыхание. Его пророчества были пророчествами Аннона. И раввуни действительно никогда не ошибался. Однако Нафану очень хотелось услышать, что на этот раз Аннон ошибся. Стук сандалий по дереву становился все ближе, но Дэефет даже не обернулся. Он смотрел куда-то вниз, мимо кипарисов и пальм, мимо цветников и гранатовых садов. А Нафан ждал, чувствуя, что сердце его готово выскочить из груди.

— Мой Царь, — вестник вошел на кровлю, усталый, с ног до головы покрытый кровью и дорожной пылью. Плащ его превратился в бесцветную тряпку. Медные латы потускнели. Шлем он держал в левой руке, ладонь правой положил на рукоять меча. За ним следовал эскорт иегудейской знати. Тут были и трое старейшин, членов Иегудейского Совета, и один из двоих царских казначеев, и писарь. За ними шли трое судей, и пятеро царской стражи, и Верховный священник Авиафар, не успевший покинуть дворец. Все они держались за спиной вестника, и на лицах у всех, кроме стражи, горел интерес. Дэефет обернулся, и вестник преклонил колено.

— Встань! Ты не аммонитянин, чтобы стоять на коленях, — резко скомандовал Дэефет. Он выглядел недовольным. — Говори.

— Победа, мой Царь, — тяжело поднимаясь, ответил воин. — Мы разбили аммонитян. Царь Аммонитянский Аннон бежал.

— Где он?

— В Раббате, мой Царь. Мой господин, Иоав, велел передать тебе, что ему требуется подкрепление. — И добавил уже более мрачно: — Из двух корпусов твоих воинов, мой Царь, теперь едва ли наберется три полных легиона.

— Что с остальными?

— Как ты и приказал, мой Царь. Цари Рехова и Моава мертвы. Но Царю Сувы, Адраазару, удалось избежать смерти.

— Он тоже в Раббате?

— Да, мой Царь. Те же, кто не вошел в город, остались лежать на равнине.

— Аммонитяне дрались храбро? — задумчиво спросил Дэефет.

— Да, мой Царь, но никто не может сравниться в храбрости с твоими воинами. Хвала Господу! Он был на нашей стороне в этой битве.

— Уверен ли ты, что город надежно заперт и никто не сможет выскользнуть из него?

— Ни один человек, мой Царь, — устало улыбнулся воин. — Если только у него нет крыльев.

— Прекрасно. — Дэефет кивнул и громко приказал: — Накормить и напоить его! Вестник победы ни в чем не должен знать отказа! Завтра ты поскачешь к Иоаву, своему Господину, и скажешь, что я выслал ему в помощь три корпуса воинов.

— Да, мой Царь, — поклонился тот.

— За хорошую новость получи у казначея тысячу сиклей. — Казначей опустил голову в покорном поклоне. — Теперь ступай, отдыхай и веселись.

— Благодарю тебя, мой Царь. — Воин снова преклонил колено, но тут же поднялся и направился к лестнице. Остальные вышли следом за ним, тихо переговариваясь между собой. Новость была хорошей, но Дэефет еще до появления вестника отдал приказ о праздничном Богослужении. Значит, он заранее знал о победе. И Нафан остался на кровле вместе с Царем. Значит ли это, что пророк предсказал победу израильтян в битве при Раббате? И каковы были остальные предсказания? Первосвященник Авиафар выглядел недовольным. Он не любил Нафана, и вовсе не потому, что видел в нем что-то плохое, но потому, что Дэефет придавал слишком большое значение его пророчествам. Если бы Царь молился с таким же усердием… Судьи поддерживали Авиафара. Нафан вообще мало кому нравился из иевус-селимской знати. Но он нравился Дэефету, и это решало все. Тем временем Дэефет, стоя у самого края кровли, вдруг подался вперед и спросил у одного из стражей:

— Кто это?

— Мой Царь? — Тот подошел ближе.

— Вон в том доме, — Дэефет протянул руку и указал в вечерний полумрак. — Окно второго этажа…

— Э-э-э-э… — Стражник прищурился. — Это дом одного из тридцати, мой Царь, Урии.

— А-а, — Дэефет кивнул. — Я помню его. Он — хеттеянин.

— Да, — с готовностью подтвердил стражник. — Урия действительно из хеттеев. Но он смелый и сильный воин. В битве с филистим…

— Я не спрашиваю, какой он воин, — жестко оборвал Дэефет. — Мне это известно. Я спрашиваю, кто та женщина, что видна в окнах покоев? Охранник снова вгляделся в сумерки.

— Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии.

— Вирсавия, — пробормотал задумчиво Дэефет. — Не та ли, о которой говорят — «первая красавица Иевус-Селима»?

— Да, мой Царь, — подтвердил стражник. — И так ее называют тоже.

— Как же еще? Говоря, Дэефет продолжал смотреть на окна дома Урии и потому не видел, как побледнело лицо Нафана, все еще стоящего у лестницы.

— Еще, мой Царь, ее называют Верной Вирсавией. Дэефет кивнул удовлетворенно.

— Завтра же она должна быть в моих покоях, — сказал он. На кровле возникла напряженная пауза. В этот момент каждый стражник невольно представлял себя на месте Урии Хеттеянина. И только Нафан не думал об этом. Он шептал мысленно: «Ты не ошибся, раввуни. Вот и сбылось твое второе предсказание. Значит, верны и остальные».

— Ты слышал, что я сказал? — жестко спросил Дэефет.