Гиллеспи и я

Макдональд изо всех сил старался разоблачить злонамеренность Джесси. Увы, ее безыскусные простые манеры импонировали зрителям, и адвокату было непросто опровергать весь тот вздор, что она наговорила.

— Мисс Маккензи, как вы относились к мисс Бакстер?

Джесси пожала плечами.

— Нормально. Ну разве что она немного задирала нос, но все было хорошо, пока она не нарисовала эту гадость и не подложила мне свинью с брошкой.

В зале послышались смешки, но Кинберви немедленно призвал нарушителей к порядку. Макдональд продолжал:

— А как вам вообще англичане? Нравятся?

На миг задумавшись, Джесси резко мотнула головой.

— Да как-то не очень, сэр.

Отдельные зрители пришли в бурный восторг, и Кинберви пригрозил очистить зал, затем обратился к моему адвокату:

— Tempus fugit[12], мистер Макдональд. Будьте любезны, поторопитесь.

— Конечно, ваша честь. — Макдональд снова обернулся к Джесси. — Мисс Маккензи, позвольте мне подвести итог: по-вашему, эта английская леди — а в неприязни к англичанам вы только что признались — сделала на стене непристойный рисунок и рассчитывала свалить вину на Сибил Гиллеспи.

— Да.

— А позже, когда вы заговорили с ней об этом, она подстроила ваше увольнение: украла брошь и спрятала ее у вас комнате, затем помогла вашим хозяевам ее обнаружить. Верно ли я понял, что вы так считаете?

— Да, сэр.

Макдональд выразительно посмотрел на присяжных.

— Верно ли, что вы просто завидовали мисс Бакстер, особенно тому, что ее любили дочери Гиллеспи?

— Нет, сэр.

— Я утверждаю, мисс Маккензи, что ваши домыслы не имеют под собой никаких оснований.

— Еще как имеют, сэр.

— Я заявляю, что ваши рассказы — выдумка и плод вашего воображения.

— Нет, сэр, — возразила Джесси. — Это никак не возможно, потому что у меня нет воображения.

На этот раз хихикнул даже судья, собирая бумаги, прежде чем объявить окончание слушаний на сегодня.

* * *

Итак, версия обвинения была изложена. Конечно, нам повезло, что Кристина не явилась и что судья не допустил к рассмотрению банковские выписки, однако радоваться было рано. Сидя в мрачной камере в глубинах здания парламента, я словно онемела и была на грани отчаяния. Джесси своей последней репликой вызвала к себе расположение зрителей. Не смеялась только сестра Неда: поднявшись, она хмуро застегнула пальто и выскользнула из зала. Мне не удалось встретиться с ней взглядом. Полагаю, Мейбл слышала все претензии Джесси, когда ту увольняли, и сейчас спешила поделиться с братом новыми подробностями. Я опасалась, что свидетельству горничной поверят охотнее. На самом деле ничего подобного между нами не происходило; точнее, происходило, но Джесси все неверно поняла.

Мысль (высказанная Кемпом в его памфлете), будто выступление Джесси открыло неизвестные грани моей личности, а следовательно, заслуживает внимания суда, ошибочна. Кинберви следовало прервать Эйчисона и отпустить свидетельницу, поскольку ее показания ни в коей мере не относились к похищению Роуз. Однако прокурор использовал бессвязные и ошибочные домыслы горничной, чтобы бросить тень на мою репутацию.

Неужели Нед и Энни поверят, будто я действительно пыталась навредить Сибил?

21

Поскольку прокурор допрашивал своих свидетелей два дня, Принглю и Макдональду достался один день на двоих, к тому же последний. Утро началось неважно: заглянув в камеру, Каски ошеломил меня известием, что Макдональд намерен вызвать Сибил Гиллеспи. Изначально мои адвокаты этого не планировали, однако сейчас они хотели опровергнуть заявления Эйчисона, будто дамой под вуалью, которая отправила Сибил в лавку, была я.

— А она уже оправилась? — встревоженно спросила я. — Вы сами говорили, она неуравновешенна.

— Да, говорил, — ответил Каски. — Это рискованно, но если Сибил опознает Белль, считайте, что мы склонили чашу весов в нашу пользу.

Ну почему он не сказал «в нашу сторону»? То, что он исказил известную поговорку в решающий день моей жизни, казалось мне дурным предзнаменованием.

Зал суда был набит битком. Опустившись на скамью подсудимых, я окинула взглядом балкон и обнаружила в заднем ряду Неда. Он смотрел в пол; на бледном лице застыло выражение боли и страдания. Энни нигде не было, и я не знала, как расценивать ее отсутствие, ведь она могла бы поддержать мужа, будь у нее такое желание. Мейбл тоже не пришла.

Наконец Кинберви занял место председателя. Было десять утра, и я сгорала от нетерпения, опасаясь, что времени в обрез. К счастью, у Прингля было не так уж много свидетелей. По словам Каски, дела у Шлуттерхозе и Белль шли плохо. Похоже, Прингль убедил их, что единственная надежда — избежать обвинения в убийстве, и изо всех сил старался доказать, что Роуз умерла от повреждений, полученных во время несчастного случая на Сент-Джордж-роуд.