Сквозь разводы из пыли и паутины я смотрел на свое отражение в зеркальных дверцах шкафа. Я увидел в нем несчастного мальчишку с разбитой душой, окутанного страхами и невезением. Я свалился на пол, облокотился на стену, обжигавшую холодом, словно я прислонился к айсбергу, и заплакал. Я оплакивал смерть тети Агаты, смерть матери, о которой ничего не знал, и теперь мне приходилось оплакивать и отца. Я задыхался от жалости к самому себе и от обиды на жизнь, которая была ко мне несправедлива. Но больше всего я винил отца за то, что он меня бросил. Он мог жить со мной в городе, где меня воспитывала его старшая сестра, или же я мог приехать к нему в эту чужую страну и жить с ним в его холодном и старом доме. Но он предпочел другую жизнь. Ту, в которой мне не было места.
Я возил пальцем по полу, смотря, как грязь на треснутом паркете складывается от моих движений в кружки. И вдруг я заметил под кроватью небольшую коробку, похожую на те, куда обычно складывают обувь. Встав на четвереньки, я к ней потянулся, а потом выдвинул. Ее покрывал слой черной пыли. Я открыл крышку.
На дне утопала тетрадь в плотном кожаном переплете. Под ней я нашел расплющенный от времени снимок. На нем был я. Я перевернул фотографию.
БОГДАН, 8 ЛЕТ.
Я узнал почерк тети Агаты. Она вырисовывала букву «Б» так, что закорючка от шляпки тянулась через все слово.
– Интересовался моей жизнью, отец?
Пренебрежительно я кинул снимок обратно. Еще в коробке я нашел ключ. На нем была гравировка. Скорей не профессиональная, которую делают ювелиры, а самопальная надпись ножом.
СОБСТВЕННОСТЬ Г
Я отправил ключ в карман, схватил тетрадь и присел на кровать, чтобы внимательно изучить все, что отец мог в ней написать. А вдруг там было послание для меня лично? Мое лицо щипало от слез, и я протер его рукавом, стерев последние капли моей слабости. Заинтригованный, затаив дыхание, я открыл переплет.
Глава 2. Отрицание
Я захлопнул дневник. Встал с кровати, кинул его на стол и вышел из комнаты.
– Дурдом, – прошипел я.
И еще очень долгое время я там не появлялся.
Тогда я для себя решил: отец спятил. И это многое бы объяснило. Кое-какое время я уговаривал себя, что он нарисовал все эти невероятные картинки для какого-нибудь, скажем, фильма или книги, но выбитая надпись на кожаном переплете «Дневник Эдгара Фарловски» меня дезориентировала.
Я и представить не мог, что когда-нибудь все эти существа из его дневника для меня оживут. Я не мог даже подумать, что когда-нибудь я одного из них полюблю.
Время шло. Найденный ключ с гравировкой «Собственность Г» я повесил себе на шею, уверенный в том, что теперь имею на это право. Эта была единственная частица, которая мне напоминала о нем. О нем и о его сумасшествии. Помешательстве, безумии, одурении. Я не был уверен, о чем именно.
Но 28 сентября 2012 года я кое-что обнаружил. И это кое-что стало моим новым этапом в жизни.
Досмотрев вечерние новости, которые вещали на сербском, окутанный дурманом дешевого вина, я поднимался на второй этаж дома, чтобы лечь в своей комнате спать. Я проходил мимо кабинета отца, дверь которого никогда не закрывал, и вдруг что-то увидел. Какое-то мерцание вдалеке у стены. Мне пришлось остановиться. В глубине темной комнаты величественно располагался мощный письменный стол, сделанный из красного дуба. Задвинутое в него кресло качнулось, оставив за собой продолжительный скрип.
– Кто здесь? – испуганно проговорил я, но никто не ответил.
Когда ты вдруг видишь нечто странное, ты невольно делаешь глупые вещи. Например, не было ничего глупее, чем разговаривать с мебелью. Я ещё несколько раз обратился к неспокойному стулу, но, не получив от него ответа, вошел внутрь комнаты. Та темнота, что жила там, была настолько коварна, что мне приходилось ощупывать стены в поисках выключателя. Когда я по нему щелкнул, свет не включился.
– Какого? – промямлил я, вытягивая мобильник и тут же включая фонарик.
Луч света, что я направил на кресло, пронзил тьму, словно меч, и я наконец его увидел. Кресло, которое вращалось без своего хозяина.
Я выронил телефон, но продолжал смотреть, боясь отвести глаза от этого зрелища. Неожиданно мне сделалось холодно, да так, что я увидел пар, вырывающийся из своего рта. Я был так скован страхом, что не смог двинуться с места. А после стали происходить и вовсе странные вещи. Я вдруг услышал какие-то звуки.
Словно кто-то невидимый черкал на бумаге. Это были частые и резкие мазки, будто этот кто-то спешил закончить запись. Я смотрел во все глаза, когда образ существа стал проявляться. Единственное, что мне хотелось сделать, – это бежать без оглядки. Но моя челюсть отпрянула вниз, и я продолжал наблюдать. На кресле сидел мужчина. Мои губы сами зашевелились.
– П-папа? – вырвалось из меня.