Ей было под шестьдесят. На желтоватом лице – ни тени доброжелательства. Поджатые губы и колючий взгляд говорили о крутом нраве кухарки.
«Что-то Грызунов в своем рассказе напутал насчет зареванного лица. Эта дама напрочь лишена сантиментов, – подумал следователь. – Теперь понятно, почему маленький Саша побаивался заглядывать на кухню. Такая вполне могла бы удавить!»
– Я им нажарила пирожков целую кучу. С мясом, с капустой, с рыбой. К тому же с обеда оставались куриные котлеты. Так что с голода никто бы не помер! – произнесла она почему-то тоном обвинителя.
– Утром вы ничего странного не заметили?
– Что это значит?
– Ну-у… какого-нибудь беспорядка на кухне?
– От них всегда беспорядок! – махнула она рукой. – Вот то, что не оставили ни одного пирожка, все подчистили, – это странно. Я надеялась прийти утром, подогреть. Пришлось делать яичницу с беконом.
– Не значит ли это, что в гостях у хозяина кто-то был?
– Почем я знаю? Если вы судите по съеденным пирожкам и котлетам, то это не показатель! Отец с сыном такие обжоры! Я уже давно ничему не удивляюсь! Вот Наденька – другое дело! Та совсем ничего не ест. Держит форму.
– Это кто?
– Жена Сергея Анатольевича, балерина. Отплясывает сейчас в Австрии и ничегошеньки не знает! – В голосе кухарки послышалось злорадство. – Сами виноваты! Зачем рожать, если времени на ребенка нет? Она после спектаклей возвращается поздно. Он в своей фирме вечно допоздна. Сначала с мальчиком нянька возилась. Теперь вот вздумали его языку обучать. Старуху рассчитали, наняли гувернантку. Эта с ним с утра до вечера по-французски шпарила. А что толку? Ребенку материнская ласка нужна. Так им разве это втолкуешь?
– Вы пробовали?
– Что я, ненормальная? Они люди образованные. Станут они меня слушать? Тем более у Сергея Анатольевича за плечами кой-какой опыт. Чай, не первая жена и ребенок не первый. Мог бы сказать своей балерине: «Хватит, милая, оттанцевалась! Денег у нас куры не клюют. Посиди-ка дома с малышом». Может быть, ничего бы тогда и не случилось?..
Еремин перебил ее разглагольствования, вернувшись к интересующему его вопросу.
– Какие гости? Ничего не знаю! Спросите его самого! Или охранников, если не верите хозяину! После гостей здесь знаете что бывает?..
Он вздохнул с облегчением, когда она вышла из гостиной. В открытую дверь прокрался большой сибирский кот редкого голубого окраса. Он замер посреди комнаты, увидев незнакомца. Потом осторожно приблизился и обнюхал брюки сыщика. Видно, удовлетворившись исследованием, запрыгнул к Еремину на колени.
– Жаль, что ты не умеешь говорить, приятель, – почесал его за ухом Константин.
– Тоже мне нашел свидетеля, – промурлыкал неслышно вошедший Иван Елизарович. Он поставил саквояж со своей лабораторией на полированный стол и забарабанил по столу подагрическими пальцами.
– Есть новости?
– Кое-что, – проскрипел пенсионер. – Я смерил малышу температуру. Убийство произошло в районе шести часов утра. Так что причастность кухарки и гувернантки можно смело отметать. У них алиби. В доме находились только два охранника и папаша.
– Возможно, не только они.
– Я помню о твоем предположении. На кухне ничего интересного нет. В спальне мальчика много отпечатков. В основном женские.
– Надо снять все.
– Уже. Что еще прикажете, комиссар? – с улыбкой спросил помощник.
– Ты не очень устал, Престарелый Родитель?
Эта кличка давно закрепилась за экспертом. Какой-то страстный почитатель Диккенса так однажды назвал его в шутку, и пошло-поехало.
– Отдохни немного, а потом пошуруешь в супружеской спальне.
– Шерше ля фам?
– Пуркуа па? – отпарировал такой же расхожей французской фразой Еремин.
Гувернантка по имени Оля оказалась более ранимой, чем кухарка. Она без конца утирала слезы и сморкалась в платок. Ей было под тридцать, а производила она впечатление кроткой девственницы. У Константина мелькнула мысль, что впечатление, наверно, обманчиво, потому что женщина недурна собой. В его вкусе. Худенькая, но с большой грудью. Пышные рыжие волосы волной ложатся на плечи. Лицо с тонкими чертами, как на рисунке в девичьем альбоме, брови дугой, круглые зеленые глаза, по-кукольному загнутые ресницы и, конечно, веснушки.
«Не может быть, чтобы на такую никто до сих пор не позарился!» – заключил свой осмотр опытный детектив.
– В котором часу вы вчера покинули дом?
– В десять вечера.
– Это рано или поздно?
– Трудно сказать. Иногда Сергей Анатольевич приезжает в девять. А если у Надежды Леонидовны нет спектакля, а только репетиция, то я уже в семь уезжаю домой.
– Давно Надежда Леонидовна на гастролях?
– Две недели.
– За эти две недели что-нибудь изменилось? Во сколько обычно вас освобождал хозяин?
– Как всегда, я его жду с девяти до одиннадцати. Он предупреждает, если задерживается.
– И задерживался?
– Один раз, на прошлой неделе.
– До которого часа?
Она потупилась и покраснела, как школьница, не вызубрившая урок.
– До утра.
– И вы остались ночевать?
– Да. Я спала вместе с мальчиком. На той самой кровати.