Гильза с личной запиской

Только ведь зеленые автоматы были созданы специально для погранцов и отдадут ли именное оружие генерала ему, поскольку он вроде бы уже проходит по другому ведомству – Министерству обороны?

Впрочем, если повезет – отдадут, такие случаи уже были, Боганцов о них знал и теперь рассчитывал, что ему повезет так же, как и другим.

Вечером пришло письмо из «ограниченного контингента», как часто называли сороковую армию, от Чутура, – Игорь сообщал о новостях батальонных, о «тиши и благодати», которые наступили после их операции по уничтожению каравана: батальон больше в боях не был… Так что и новостей особых не было, только «старости». А «старости» – это старости, они могут жить годы.

Вообще-то все было понятно: наступила пора, когда «ограниченный контингент» научился воевать в непривычных условиях, в горах, в долинах, имеющих подземные сообщения – колодцы, соединенные друг с другом ходами на глубине, иногда очень приличной, – в кишлаках, похожих на крепости… А когда пришел опыт, то и потерь стало меньше, – к слову, много меньше стало и «войн» – стычек, погонь, боев стало меньше.

В Джелалабаде, куда перевели батальон, было так жарко, что подошвы кроссовок (да и «берцев» тоже), горели с дымом и искрами в раскаленной пыли… Хотя дышалось легко: сказывалась близость гор, вершины были хотя и не очень высокие, но на климат местный все-таки влияли…

«Тебе передают привет все наши, даже те, кто прибыли с последним пополнением и Игоря Боганцова еще не видели, а только о нем слышали, но это ничего не значит, молва – штука могучая, так что принимай целую корзину приветов. Найди ей в госпитале достойное место, ладно?

Но приветы еще не все. Недавно к нам в модуль заходил командир батальона Ситников, интересовался, чего слышно о твое выздоровлении? Сказал, что тебя наградили Красной Звездой и он хотел бы вручить орден в расположении нашей части. Так что, тезка, держи краба, наш взвод поздравляет тебя и обнимает, целиком…»

Хорошие новости всегда добавляют тепла внутри, даже дыхание делается другим, так и у Боганцова, к лицу у него приклеилась широкая улыбка… Как у капитана Ходакова.

Народ в палате засуетился – люди тут лежали опытные, даже ушлые, они без всякой натуги поняли, что свершилось нечто такое, чего положено обязательно обрызгать медицинским спиртом. И желательно – два раза… А еще лучше – три.

– Что повесили на грудь? – поинтересовались у Боганцова в палате и на всякий случай выстроились в очередь, чтобы пожать ему руку. – С чем поздравлять-то? С орденом? С медалью? А?

– С теплым письмом из родной части, – не моргнув глазом, ответил сержант. – А это – самая высокая награда: все живы, здоровы и мне того же желают.

– Эт-то верно, – согласилась с ним палата, хотя лица у соседей сделались разочарованными. – А насчет обмыва что? Ничего не будет?

– Почему же? Хорошее письмо тоже можно обмыть. Не только можно, но и нужно.

Наступила пора выписки. Боганцову из каптерки лечебной части принесли форму-песчанку из бэу – бывших в употреблении: брюки с высокими шлейками для ремня, куртку с карманами не только на груди, но и на рукавах; куртку, как рубаху можно было заправлять в штаны, а можно и носить навыпуск, как бойцу было удобно, так он и носил, уставных ограничений не было.

Цвет у песчанки был выгоревший донельзя, почти как у канцелярской бумаги, которая и белой не была, и тона не имела никакого – ни охристого, ни желтоватого, так ткань выцвела на жестком афганском солнце…

Народа в госпитале было немного, хотя здесь собрали больных со всего Союза, из всех частей, были и афганцы такой же комплекции, как и Боганцов, форму одного из них и принесли сержанту, он издали, даже не трогая песчанку пальцами, определил, что одежда эта – не его. Чужая, другого бойца…

А правило в Афганистане было одно: если хочешь, чтобы по возвращении в родную часть не посыпались какие-нибудь ненужные приключения, возвращайся в батальон в своем костюме, не в чужом.

Пришлось обращаться к улыбчивому капитану Ходакову, кроме него, никто не мог, наверное, помочь. Если только генерал, начальник госпиталя, но до него добираться очень высоко.

– Для героя-афганца наши костюмеры обязаны расстараться, – сказал капитан и пообещал: – Они обязательно расстараются.

На следующий день в отделение, где лежал «ранбольной» Боганцов, принесли пять комплектов формы-песчанки разной степени выгоревшести, хотя ни одна из них не была похожа на саму себя полугодичной давности, сержант мельком глянул на одежду и ткнул в один комплект, лежавший в середине.

– Это и есть… Моя одежда.

Кладовщица, принесшая форму, недоверчиво сощурилась:

– А чем докажешь, солдат, что это – твой комплект?

– Не солдат, а сержант.

– Неважно. Так чем докажешь? Меткой от пули? Ты ее не найдешь… Мы всю одежду штопаем очень тщательно. А, солдат?

– Не солдат, а сержант.

– Неважно.

– В воротник куртки вшита гильза от автомата Калашникова калибра пять – сорок пять. Вскройте ее – и вы убедитесь…