Гильзы в золе: Глазами следователя

— Если бы я или начальник милиции при каждом выговоре подавали заявление об уходе, то, черт возьми, кто же ловил бы жуликов?! — гремел он. — Это война, Носков. Сегодня они тебя, а завтра ты их. Набирайся ума, учись! Ты вон видишь какой интеллигент. Тебе двадцать три, а ты Московский университет закончил. А ты знаешь, как я начинал? Ты знаешь, каким я был в двадцать три года? Рассказать? Меня дурачил первый встречный. Ну-ка, сядь вон на диван. Не бойся, не укушу… Ищу я как-то в Ростове работу с двумя такими, как и сам, деревенскими. В полушубках, онучах, лаптях. Остановились около частной лавки. НЭП был. Какой-то толстяк спрашивает, что нам нужно. Мы отвечаем, что, мол, работу ищем. «А кем бы вы хотели быть?» Да нам кем-нибудь. Хоть дрова колоть, хоть в сторожа. «Ну, а если воры придут, что вы ночью будете делать?». Кричать, отвечаем. Хозяина звать. «Ага, это вы правильно. Ну, вот я и есть хозяин. Я вон там на бугре живу. Видите? А услышу ли я? Громко ли вы кричите? Я вот пойду, стану там на крыльцо, а вы попробуйте…»

Мы так кричали, что из домов выбежал народ и вся улица таращила на нас глаза и хохотала до слез. А потом из лавки вышел армянин и говорит. «Проваливайте отсюда, пока шею не накостылял». Он-то и оказался хозяином… А жили как? Всю зиму не раздевались, ночевали в холодном кубрике на пароходе, вмерзшем в лед. Перебивались случайными заработками. Ты вот потерпел неудачу и чувствуешь себя навеки несчастным. А знаешь, что такое счастье? Верхом счастья для меня была минута, когда затопили кубрик и я впервые за зиму смог раздеться и прожарить белье. Это было блаженство, Носков! Сказочное счастье! А потом меня приняли кочегаром на пароход. Курсы кочегаров открыли для меня мир. В школу-то я на селе ходил всего одну зиму… Целый год я копил деньги, чтобы сбросить лапти, но цены так быстро росли, что к тому времени, когда я набирал нужную сумму, ботинки стоили уже вдвое дороже прежнего и моих денег хватало только на один ботинок. И так повторялось несколько раз. А волосы у меня тогда были такие же, Валерий Николаевич, как у тебя, — сказал он, потрепав Носкова по плечу — Вот какие университеты я проходил… А в прокуратуру попал уже в тридцатые годы, из райкома. К тому времени я все-таки рабфак осилил. А ты после столичного вуза и вдруг — заявление… Вчера погорячился я. Ты уж не взыщи с меня, старика. Не думал, что ты так близко к сердцу примешь. На столовых этих срывались следователи и со стажем. Это тебе не какая-нибудь растрата. Над этой операцией «Шницель» нужно было голову ломать не одному тебе. Тут и я не доглядел. Посмотреть бы твой план. Потолковать бы. А я времени не нашел. Не хотелось инициативы сковывать. Ты плюнь. Забудь. А поваров этих на твой век хватит.

Но забывать Носков не думал. Целый месяц он вставал и ложился с мыслью о реванше. Об учете и отчетности в столовых он прочитал такое количество литературы, что мог бы посрамить любого работника общественного питания. Технологию приготовления блюд массовой продажи, способы определения калорийности, методы инвентаризации кухонной продукции, калькулирование выходов, отчетность лоточников, продающих эту продукцию, он знал теперь в совершенстве.

«Операция «Шницель» — вывел он резким, острым почерком на первом листе общей тетради, куда вносил выписки из бухгалтерских и кулинарных книг. Этими словами прокурор месяц назад окрестил неудавшуюся попытку изобличить повара.

Чтобы составить план предстоящей операции, требовалось получить хотя бы общее представление о способе хищения Гулевским денежных средств. Наиболее вероятной представлялась версия, что завпроизводством создает излишки продуктов за счет выпуска неполновесных блюд и обмана потребителей и реализует эти излишки, минуя учет. Что сбывались именно обеды, а не сырые продукты, не вызывало сомнений. Излишние котлеты, мясной фарш, компот, которые Гулевский прятал в предыдущую проверку, красноречиво говорили об этом.

Готовые мясные блюда и компот можно было реализовать только с помощью кассы. В буфет и на лотки эти изделия не отпускались. Следовательно, кассир состоял с Гулевским в сделке. Но с другой стороны, если бы чеки на «левую» продукцию пробивались через кассовый аппарат, то денег из выручки взять было бы невозможно. Сумма отложилась бы на показаниях счетчика. Возникало противоречие.

И все-таки кассирша каким-то образом продавала покупателям чеки на излишние обеды.

В воскресенье Носков пришел в комсомольский штаб. Среди дружинников он знал грамотных и смышленых ребят и теперь надеялся на их помощь. Задача состояла в том, чтобы трижды в течение дня купить в кассе столовой чеки и доставить их Носкову.

Вечером в комнате начальника комсомольского штаба Валерий разложил на столе девять стандартных кусочков плотной бумаги с машинописным текстом — добычу студентов, которая обошлась Носкову в два рубля.