Гималайские маки (СИ)

А еще девушка знала, что до сих пор жива только из-за Линг, потому что все внимание ведьмы в эту минуту было приковано к своему будущему телу, которое она так страстно хотела заполучить. Скосив взгляд, Мака содрогнулась: неестественно огромный человеческий рот на морде химеры широко открылся и из него лезло нечто отвратительное. Белесое существо с тонкой прозрачной кожей и просвечивающей сетью кровеносных сосудов напоминало то ли уродливого младенца, то ли гигантского опарыша. Вязкие нити слюны капали на обескровленное лицо Линг, на ее плотно сомкнутые веки и чуть приоткрытый рот, а личинка уже тянула мерзкие обрубки-конечности вниз, к своему новому дому… оболочке… телу и беззвучно открывала-закрывала рот в плаче или первом послеродовом крике…

Мака почувствовала, как глаза начинает щипать от непрошеных злых слез. Соул ни за что не простит, если она не сможет спасти его повелительницу. Он до конца жизни будет винить себя, что схватил у края пропасти за руку Маку и тем самым принес в жертву Линг Янг. А она до конца жизни будет думать, как бы все обернулось, выбери она косу, а не глефу. Был бы у них с Соулом шанс спасти Линг или все закончилось бы точно так же? Готова ли она жить дальше с мыслью, что осталась жива только потому, что вместо нее умерла другая девушка? Столько вопросов и ни одного ответа.

Звук колокольчиков раздался так внезапно, что Маке показалось: этот хаотичный перезвон — самое прекрасное, что может существовать в мире. В ее мире, населенном сейчас только монстрами, бессилием и страхом. Последовавший за этим голос Соула зазвучал яростным полузвериным рыком:

— Не смей трогать моих повелительниц, тварина!

В следующий миг поводья хлестанули по фасеточным глазам, обернулись вокруг шеи монстра удавкой, и мелодичный перезвон утонул в реве боли. Ведьма взвыла и дернулась в сторону, ее выродок снова скрылся во рту, а сама Гома-кьи взмахнула крыльями в напрасной попытке удержать равновесие или достать острыми краями-лезвиями до Соула. Ловушка из конечностей выпустила Маку из плена, и повелительница еле успела откатиться в сторону, чтобы не попасть под бьющиеся в хаотичной амплитуде ударов крылья, а потом она почти взлетела вверх — настолько внезапно и резко Соул обхватил ее за талию, поднял рывком и поставил на ноги, пока Гома-кьи, воя от боли, пыталась стянуть с себя шелковые поводья.

— Хватит страдать херней, — зашептал на ухо, склонившись к ней сзади, и крепко прижал к себе. — Давай прикончим ведьму вместе.

— Но я не смогу с тобой…

«Без нормального резонанса душ. Без времени, чтобы перестроиться с души Джоан на твою. Без возможности дать руке привыкнуть к косе после глефы. Без разрешения напарницы…» — летели мысли вперед слов.

Соул не дал договорить:

— Сможешь. Ты крутая повелительница. Ты все сможешь, я знаю.

Ведьме наконец удалось стащить с себя поводья и отбросить. Колокольчики жалобно тренькнули и замолчали где-то позади Гома-кьи. Химера выпрямилась и двинулась к Маке. Значит, все-таки поняла, что ей не дадут закончить свой ритуал с переселением, поэтому придется сначала устранить помеху.

Мака стояла в нерешительности: в объятиях Соула и с глефой в руке. Мысли метались в голове со скоростью света. Она чувствовала, как ее разрывает надвое между Соулом и Джоан, между косой и глефой, между справедливостью и долгом.

Ее спасла Джоан. Превратившись в человека, она отступила на шаг и грозно предупредила Соула:

— Увижу на Маке хоть царапину, Итер, и ты труп.

— Спасибо, — еще успела сказать Мака, и Соул, фыркнув, молча превратился в косу.

Такой другой после Джоан-глефы: по весу, балансу, ощущениям в руке и эмоциям внутри. Слишком большой контраст, так много различий, такие разные отношения повелитель-оружие… И сейчас, быстро сменив два оружия, Мака это осознала как никогда.

Привыкая к косе и отбивая выпады ведьмы, она пока даже не пыталась атаковать, но тянула время, уводя Гома-кьи за собой подальше от Линг и Джоан, которая в свою очередь потянула повелительницу Соула в противоположную сторону.

Внезапно раздавшийся визг оборвался хрипом и замер. Химера вдруг тоже земерла и обернулась на звук:

— Чованг! — вскрикнула она, и Мака, даже не глядя, поняла, что Кид только что смог убить гусеницу и что папе больше ничего не угрожает.

А потом она наконец вспомнила… То, что все это время крутилось в мозгу на краю сознания, но ускользало. Чованг. Не просто слово, не пустое восклицание. Имя! Это было именем той твари.

Гома-кьи и Чованг… Два имени. Из тибетского фольклора. Из книги. Из детской тибетской сказки* про ведьму и ее сына, которую она читала неделю назад, пока Линг обрабатывала ожоги Соула после встречи с Цати… В сказке ничего не было ни про бабочек-химер, ни про гусениц, да и сам Чованг выступал положительным героем, но зато в сказке были колокольчики.

Пока химера не опомнилась, Мака кинулась к тому месту, где в пыли валялись поводья. Кажется, Гома-кьи догадалась о намерениях повелительницы и с яростным шипением бросилась за ней.