— Ты не думала просто на этом не зацикливаться? Не забивать голову вопросами зачем, почему и так далее, чтобы лишний раз не искать повода для страдания? Он сделал то, что сделал, ему с этим жить, а сейчас ради себя ты должна переступить через это и перестать искать ответ на этот вопрос, потому что его не найдешь. Даже если ты спросишь у него сама, думаешь, он ответит? Нет, потому что он сам не знает ответа.
— Я не зациклена, никогда не думала об этом постоянно, — заступилась я сама за себя, потому что это неправда. Я не думаю об этом каждый день, если и вспоминаю, то только иногда, когда дело касается воды. — Возможно, раньше это имело для меня значение, то есть я думала об этом много и часто. Это было время, когда он ушел, когда женился, когда перестал звонить. Три года назад я перестала спать и видеть все это, так что я не зациклена на этом. Если я и думаю об этом, то недолго, потому что об отце редко думаю, хм, хотя, наверное, он не думает обо мне так же часто. И я знаете что? Я не хочу тратить время на него, давайте закроем эту тему, ладно?
Мне правда не хотелось тратить драгоценное время для решения проблемы с отцом и тем, что я дико боюсь открытых вод, потому что не думаю, что смогу когда-то с этим справиться. Так зачем я буду тратить силы зря, когда смогу кинуть их на решение другой проблемы, которая серьезнее и опаснее?
Я это и сделала, и больше до конца сеанса тема моего отца не поднималась. Зато это случилось дома, позже вечером. Я приготовила себе ужин из овощного салата с курицей, потом, когда поняла, что что-то не так, я взяла на руки Героя, который смирно спал на диване, и играла с ним, пока…
Пока я не начала плакать, без всхлипов, без единого лишнего звука. Просто слезы стекали по моему лицу вниз, и тогда я почувствовала неладное и сбежала из дома, поспешно накинув толстовку.
Большая история того, как я оказалась на крыше, закончена.
— Держи, — я вздрогнула, когда послышался голос рядом. Обернувшись назад, я взяла протянутую бутылку с газировкой и благодарно улыбнулась, делая небольшой глоток. — Я помню, что тебе алкоголь нельзя, но сидеть и смотреть на город без стеклянной бутылки ни капли не пафосно.
— Спасибо, Нура, — я положила голову на плечо девушке, которая забралась рядом со мной, так же свесив ноги в пустоту. — Дома слишком плохо.
— Ты не должна объяснять. Ушла, значит, ушла. Вернешься, когда захочешь, у нас вся ночь впереди.
— Завтра в школу.
— Когда тебя это начало волновать?
— Когда стали важны оценки, — я сделала глоток газировки и опустила голову вниз, пряча лицо за распущенными и взлохмаченными волосами. — Я не хотела этого говорить, но, наверное, надо, только пока остальным не говори, хорошо? Маме предложили вернуться в Берген, и она хочет. Правда я не понимаю причин, чтобы соглашаться, ведь она так же часто будет в разъездах, я так же часто буду там одна. Когда она сообщила мне об этом, я из-за депрессии согласилась, думала, какая разница, где сходить с ума? Там, здесь? Хм, но потом я передумала, решила поговорить с ней и сообщить, что не хочу переезжать, а теперь… Блять, я каждое утро встаю, и каждый раз у меня новое решение, каждый раз я думаю по-разному. То я хочу остаться, то хочу уехать.
— Это из-за Криса? Из-за него хочешь остаться?
— Из-за него я хочу уехать, — выдохнула я, поднимая взгляд на звездное небо. — Скоро конец года, у него поступление, я дождусь, когда он сам всему положит конец. Если этого не сделает он, сделаю это сама.
— Почему? Зачем? Может, вам хорошо вместе? Зачем ломать?
— Нура, я больна, это, возможно, никогда не пройдет, возможно, я всю жизнь буду принимать таблетки и три раза в неделю ходить к психотерапевту и два раза в год лежать в клинике, когда «активная» пора наступит. Мои припадки могут стать частым явлением, и они ужасны, они доставляют боль не только мне, но и тем, кто рядом. Они видят, делают все возможное, и им не по-себе от того, что оно не помогает. Я уже не на начальной стадии, уже перешла на ступеньку выше, дальше будет хуже, и мне страшно. Мне, блять, дико страшно от того, что будет дальше. — Я судорожно выдохнула убирая волосы с лица, сильнее сжимая перила под рукой. — Что если я однажды проснусь утром, пойму, как меня все доебало, как я устала от этого, и решу покончить с этим? М? Что если я просто пойду в школу, и сделаю шаг на красный и меня собьет гребанный автобус! Нура мне страшно, я боюсь, того что будет дальше, потому болезнь прогрессирует, один черт знает, что из этого получиться. Я боюсь навредить людям.
-Эва, — я посмотрела на Нуру, и в глазах у нее стояли слезы, которые медленно стекали по ее бледным щекам. Я грустно улыбнулась и снова отвернулась от нее, не в силах смотреть на слезы, зная, что они из-за меня. Сейчас, на этой крыше, звучит моя исповедь, которой я пренебрегала уже давно, как поняла, что не в порядке, и пусть это сжатая версия того, что происходило и будет происходит, но Нура поняла, и ей стало жалко меня, ведь такое я переживаю в одиночку, только лишь Шепард помогает, или пытается это сделать.