Гимн Лейбовицу

Ханнеган II, Милостью Божией Мэр, Правитель Тексарканы, Защитник веры и Верховный вакеро Равнин, признав монсеньора Марка Аполлона виновным в измене и шпионаже, приказал повесить папского нунция, а затем, еще живого, снять, четвертовать и содрать с него кожу – в назидание всем, кто попытается подорвать власть в государстве. Труп священника, разорванный на куски, был брошен собакам.

Посланец мог и не добавлять, что на Тексаркану немедленно наложили абсолютный интердикт; соответствующий указ папы содержал туманные, но зловещие отсылки к «Regnans in Excelsis»[79], булле шестнадцатого века, требующей низложения монарха. О контрмерах Ханнегана пока ничего не было известно.

На Равнинах войскам Ларедо теперь придется прокладывать себе дорогу домой в боях с кочевниками – только для того, чтобы сложить оружие на границе, ведь их народ, их родичи оказались в заложниках.

– Какая трагедия! – довольно искренне сказал тон Таддео. – Поскольку я подданный Тексарканы, то готов немедленно уехать.

– Почему? – спросил дом Пауло. – Вы ведь не одобряете действия Ханнегана, так?

Ученый покачал головой и огляделся, убеждаясь в том, что их никто не подслушивает.

– Я их осуждаю, но публично… – Он пожал плечами. – Мне нужно думать о благе коллегии.

– Понимаю.

– Позвольте высказать личное мнение – конфиденциально?

– Разумеется.

– Надо предупредить Новый Рим, чтобы там не прибегали к пустым угрозам. Ханнеган вполне способен распять десятки Марков Аполлонов.

– Значит, в рай попадут новые мученики. Новый Рим не прибегает к пустым угрозам.

Тон Таддео вздохнул:

– Что ж, я предполагал, что именно так вы и ответите. Повторяю: я готов уехать.

– Чепуха. Не важно, чей вы подданный. Вы – человек, и значит, вам здесь рады.

И все же между ними наметился разрыв. После этого ученый держался в стороне от других и редко разговаривал с монахами. Его отношения с братом Корноэром стали формальными, хотя изобретатель каждый день тратил час или два на обслуживание и изучение лампы и следил за ходом работы тона, которая теперь продвигалась с необычной поспешностью. Офицеры редко покидали гостевой домик.

В стране наметились признаки исхода. С Равнин продолжали поступать тревожные слухи, а жители деревни Санли-Бовиц стали находить причины внезапно отправиться в паломничество или посетить другие края. Даже нищие и бродяги потихоньку покидали деревню.

Перед торговцами и ремесленниками, как всегда, встал неприятный выбор: бросить свое добро на поживу мародерам или остаться и увидеть, как его разграбят.

Группа граждан во главе с мэром городка прибыла в аббатство, чтобы просить убежища.

– Вот мое последнее предложение, – сказал аббат после многочасового спора. – Мы без вопросов примем у себя всех женщин, детей, больных и стариков. Но что касается мужчин, способных носить оружие, то тут мы будем рассматривать каждый случай отдельно и, возможно, кому-то откажем.

– Почему? – строго спросил мэр.

– А сами не понимаете? – резко ответил дом Пауло. – Нам тоже грозит опасность, но если нас не тронут, то мы вмешиваться не будем. Но каждый мужчина, способный носить оружие, должен дать клятву защищать аббатство – под нашим командованием. И мы сами будем решать, чьей клятве верить.

– Это нечестно! – завыл кто-то из горожан. – Вы будете судить предвзято…

– Только тех, кому нельзя доверять. А что, вы собирались спрятать здесь резерв? Ну так мы этого не допустим.

В данных обстоятельствах комитет не мог отказываться от предложенной помощи, и дальнейших возражений не последовало. Дом Пауло намеревался принять всех, когда придет время, но ему не хотелось, чтобы аббатство фигурировало в военных планах. Позднее с подобными просьбами явятся офицеры из Денвера; их в большей степени будет интересовать спасение не людей, а политического режима. Он собирался дать им тот же ответ. Аббатство построили для защиты веры и знаний, точка.

Пустыня наполнилась путниками с востока. Торговцы, трапперы и скотоводы приносили вести с Равнин: в стадах кочевников, словно лесной пожар, распространялась чума, и голод, похоже, был неминуем. После падения правящей династии войска Ларедо разделились. Часть из них выполнила приказ и вернулась на родину, а остальные двинулись на Тексаркану, поклявшись добыть голову Ханнегана II или погибнуть. Ослабленную расколом армию Ларедо постепенно уничтожали воины Бешеного Медведя, мечтавшие отомстить тем, кто принес чуму. По слухам, Ханнеган великодушно предложил племени Бешеного Медведя перейти под его защиту и стать его вассалами – если они поклянутся жить по «цивилизованным» законам, введут в свои советы его офицеров и примут христианскую веру. «Покоритесь или умрите с голоду» – такой выбор предложили кочевникам судьба и Ханнеган. Многие предпочли голодать, лишь бы не покориться государству фермеров и торговцев. Хонган Ос, по слухам, обратил свою ярость на юг, на восток и к небесам – он каждый день сжигал по шаману, чтобы наказать племенных богов за предательство, и пригрозил, что станет христианином, если христианские боги помогут ему уничтожить врагов.