Гимн торжествующей Любви

Студенты поют всегда и везде, особенно студенты-геологи, для которых песня под гитару у костра непременный атрибут, но в тот раз уже на четвертом курсе я рискнула спеть свою песню на стихи Юлиана Тувима. Тувим – национальный герой Польши, наверное, не найдется тех, кто бы не любил его стихи, поляки, да и многие европейцы знакомятся с ним по детским стихам, кто не знает его «Овощи»?

Тувим утверждал: «Брось везунчика в воду – выплывет с рыбой в зубах».

Это обо мне. Мои самодеятельные песни на стихи Тувима были самодеятельными в высшей степени, но спеть их хотелось так сильно, что я рискнула сделать это на студенческом вечере. Меня не выгнали со сцены только потому, что пожалели, слушатели ждали рока, ради которого собрались, а тут вышла долговязая девица и, страшно смущаясь, пропищала что-то, с трудом справляясь с волнением.

Редких аплодисментов с трудом хватило до моего обратного путешествия за кулисы, хорошо, что у меня длинные ноги и широкий шаг, а еще, что сцена небольшая и я почти бежала.

За кулисами почти залилась слезами, обидно было не за себя – за Тувима. И хотя Янечка утверждала, что студенты просто ничего не поняли, я ругала себя за то, что так испортила своим неумелым пением прекрасные стихи. Юношеский максимализм твердил, что после «провала» мне не следует и рта раскрывать при людях, не то что выходить на сцену.

Я не была совсем юной, все же годы войны у всех нас «съели» довольно много времени, в университет поступила в девятнадцать, и к моменту первой попытки публичного выступления мне шел двадцать четвертый год. Но, несмотря на тяжелый военный детский опыт (у меня меньше, у моих друзей больше, ведь они жили в оккупации и знали, что такое бомбежки и голод, не понаслышке), мы были романтиками не только на геологическом факультете.

И все же я ухватила свою рыбу за хвост.

После концерта ко мне подошел руководитель студенческого театра «Каламбур» и предложил… участвовать в спектаклях этого театра!

Янечка от восторга так больно ткнула меня в бок, что я икнула. Это не могло быть правдой, потому что «Каламбур» был очень популярен в университете, туда принимали мало кого и, что называется, «держали марку». Кстати, театр исполнял песни-баллады на стихи Тувима и других польских поэтов, как раз то, что я пыталась сделать, едва не оказавшись освистанной.

Руководил театром Ежи Литвинец, которому я благодарна за такое приглашение, не будь этого студенческого опыта разговора со зрителем со сцены, едва ли я рискнула бы двинуться дальше.

А на профессиональную сцену попала смешно и благодаря моему доброму ангелу юности Янечке Вильк.

Я пела и пела в «Каламбуре», вдохновенно спорила с друзьями по вечерам, вернее, даже ночью, потому что многие работали днем и учились вечером, ведь в «Каламбуре» были студенты не только университета. Мы выезжали в другие города, выступали на самых разных студенческих сценах, репетировали, спорили до хрипоты… Это было безумно интересно и увлекательно, но отнимало столько времени, что на учебу его почти не оставалось, а приближался диплом, нужно сдавать множество серьезных экзаменов.

Мне предстоял выбор: запустить учебу или оставить «Каламбур».

Я выбрала второе, понимая, что студенческий театр все равно оставлю, как только окончу университет и уеду куда-то работать, на мой выбор повлиял и, как я считала, провал во время последнего выступления. Я была больна и спела из рук вон плохо, хотя все твердили, что замечательно, несмотря на то, что позорно забыла текст и сумела начать только после второго проигрыша вступления. Это кошмар любого артиста – забыть текст, но если драматические актеры хотя бы могут как-то обыграть паузу или вообще произнести нужную реплику своими словами или пропустить ее, то певцы лишены такой возможности. Представляете, что было бы, начни певец петь отсебятину, не ложащуюся на музыку, или пропускать фразы из текста.

Я ушла из «Каламбура», но не ушла из музыки.

«Виной» тому моя подруга. Янечка решила, что геология не мое призвание и я должна петь. Очень многие скромные люди попросить что-то для себя не способны, а вот для других… Янечка не просто попросила, она потребовала, причем столь настойчиво, что ей уступили. Потребовала в дирекции Вроцлавской эстрады, чтобы… меня прослушали.

Ничего не сказав мне, она отправилась осаждать дирекцию, нет, наверное, это была не осада, а настоящий штурм с применением самой тяжелой артиллерии. Янечка невысокая и рыжеволосая, очень активная и даже настырная, если считает, что так нужно. Представить себе подругу в качестве штурмующей стороны я не могла, но она действительно штурмовала.

Мне потом рассказывали, что решили, будто Янечка немного не в себе, а потому проще согласиться и послушать самодеятельное пение ее подруги, перетерпеть один раз, сказать, что не подхожу, и тем самым отвязаться от настырной просительницы.

Но убедить дирекцию было половиной дела, нужно еще заставить прийти на прослушивание меня. Я даже ушам своим не поверила:

– С кем ты договорилась?!

– Да, в дирекции эстрады!

– Ты с ума сошла?! Никуда я не пойду.