Гимназия №6

Домой я в тот вечер так и не попал. Да и поспать получилось… уж точно не вдоволь — но причина на этот раз оказалась приятнее беготни или очередного мордобоя. И уж тем более приятнее Упырей, подвалов, проклятий и прочей потусторонней гадости.

Открыв глаза, я увидел прямо перед собой светлую макушку — и тут же нахлынули воспоминания. Бестолковые, сумбурные, но от этого еще более жаркие.

Вот я шагаю по улице. Усталый, как собака, измотанный, выжатый до капли. Дом уже совсем рядом, остается только дойти до следующей парадной и, наконец, повалиться в постель. Но вдруг меня зовут — знакомый голос, почти шепотом. Марья появляется буквально из ниоткуда, оглядывается по сторонам — то ли испуганно, то ли осторожно… Никого нет — и она закидывает руки мне на шею. Первый поцелуй выходит каким-то смазанным, слишком торопливым и неуклюжим. Случайно прикусываю ей губу… кажется. Потом мы поднимаемся по лестнице. Я теряю фуражку, Марья спотыкается, едва не падает, но я успеваю подхватить ее на руки — легкую, как пушинку — и не отпускаю до самой двери. Щелчок замка — и на пол летит сначала шаль, потом моя гимназическая куртка, потом платье…

Уффф. Всплывающие перед глазами картины оказались настолько яркими, что тело тут же отреагировало, моментально наливаясь жаром. А зрелище перед глазами изрядно подливало масло в огонь: ночью нам явно не приходилось мерзнуть, и даже сейчас Марья спала, сбросив одеяло. Ткань едва прикрывала округлые бедра, но выше не скрывала вообще ничего. Горячая девичья грудь прижималась к моему плечу, и я не удержался — отодвинулся, чтобы увидеть чуть больше.

— М-м-м… — Марья потянулась следом и закинула на меня ногу. — Ты проснулся?

— Нет, — зачем-то соврал я.

— И я тоже — нет. — Теплая рука легонько прошлась кончиками пальцев вверх по груди, потом по ключице, шее — и остановилась на щеке. — Колючий… Вот лежала бы так с тобой и лежала — честное слово!

— Да? — усмехнулся я. — А вот мне теперь как-то совсем не лежится.

— Как… еще? — Марья от удивления даже чуть отодвинулась, запрокинув голову. — Вот ты неуемный, Володька… Волчище!

— Волчище?

— Ага. Я ночью заметила — у тебя глаза как будто желтым горят, когда ты…

Теперь понятно, откуда взялись силы. Сознательно я, пожалуй, вряд ли сподобился бы на постельные подвиги после целого дня кулачных боев — зато звериная форма справилась на отлично. Сама подтянула резервы, сама подцепилась к местной магической энергии, накачалась — и выдала. Такое, что впору было извиняться — я разглядел у Марьи на плечах крохотные отметины… Слишком сильно сжал — до синяков.

— Прости. — Я осторожно провел ладонью по нежной коже. — Я…

— Да ничего! Страшно немножко было… сначала. — Марья улыбнулась — и вдруг перебросила ногу и уселась на меня сверху. — А потом я совсем улетела куда-то. И ты такой — р-р-р-р… волчище!

Моему второму «я» девчонка явно нравилась — и неудивительно. Сейчас, после проведенной вместе ночи и нескольких часов сна пахло от нее просто умопомрачительно. Я честно пытался загнать зверя куда-нибудь подальше, на самые задворки сознания, но он упрямо рвался наружу. И когда на лицо мне снова упали мягкие светлые локоны, а губы обожгло жаркое дыхание, я окончательно смирился с тем, что класс естественной истории сегодня пройдет без меня.

И латынь, пожалуй, тоже.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается, и где-то через час я — разгоряченный, уставший, но до неприличия довольный — уже спускался по ступенькам из Марьиной мансарды, на ходу натягивая китель. Фуражка, на мое счастье, валялась там же, где я ее вчера обронил — на лестничной площадке между вторым и третьим этажом. А за портфелем еще предстояло зайти домой…

Или не предстояло.

Машина остановилась чуть поодаль — примерно в сотне шагов, не у Марьиной парадной, конечно же, а через одну. Как раз там, куда я направлялся. Здоровенная, черная и блестящая. В темноте ее, пожалуй, даже можно было бы принять за бешеную повозку Дельвига, но сейчас я, конечно же, без труда разглядел отличия. Обе явно были не из дешевых, и наверняка не отечественной марки — но эта все-таки смотрелась куда основательнее. И напоминала скорее лимузин, чем гоночный болид: слегка уступала длиной капота, зато по объему салона наверняка превосходила чуть ли не вдвое — там наверняка без труда поместились бы четыре человека, а то и все шесть.

И это не считая кабины, из которой как раз выбирался шофер — рослый детина в кепке и короткой куртке из кожи. Плечистый, небритый и с основательным квадратным подбородком, торчащим из-под надвинутой на нос кепки. Выглядел он скорее даже респектабельно, и все же в его облике явно проскальзывало что-то от почтенных «господ каторжан» — вроде тех, что вчера заявились в гости к Фурсову… Так что мне оставалось только надеяться, что здоровяк приехал сюда по какому-то своему дело — и ему совершенно не интересен запыхавшийся и довольный гимназист. Что это просто так совпало…

Но совпадения в этом мире — впрочем, как и в том — штука исключительно редкая.

— Эй, студиозус! — окликнул меня шофер. — А ну-ка подь сюды!

Ну вот. Начинается.