Гимназия №6

Да и сами модели авто смотрелись не на положенную дату, а посолиднее — с вытянутыми блестящими крыльями, широкими колесами и длинными капотами, из-под которых басовито урчали двигатели. Еще простенькие, не нарастившие жирок технологической базы — зато уже набравшие и объема, и какой-никакой мощности. Ни одной машины я так и не узнал, и все же в некоторых определенно проскакивало что-то знакомое. Но не из нулевых годов двадцатого века, а из более поздней эпохи, когда мировой автопром уже начал расти бешеными темпами.

Под стать перешедшим на бензин повозкам изменились и дороги: торцевых мостовых почти не осталось. Они отлично подходили для запряженных лошадьми карет и щадили копыта, но резиновые шины оказались менее капризными — и плотно подогнанные друг к другу деревянные шестиугольники исчезли. Наверняка не сразу, а постепенно, с самого начала века — и все-таки уступали место привычному мне асфальту.

Странно. Уж не знаю, что и почему тут случилось, но Петербург словно откатился в одна тысяча девятьсот восьмой год из будущего — почти как я сам. Только из совсем недалекого — этот город выглядел разве что самую малость современнее того, что я помнил. Буквально лет на пять-десять.

Хотя местами, пожалуй, и на все двадцать. И если…

Мои размышления прервал вой автомобильного клаксона. Вагон трамвая содрогнулся от удара, качнулся и замер — кажется, соскочил с рельс. Я успел покрепче вцепиться за поручень и удержался на месте, а вот остальным пассажиром повезло меньше: те, кто стоял, дружно попадали. Солидный господин с газетой потерял очки и шляпу, а ворчливая старушенция скользнула по скамейке и через мгновение плюхнулась в проход. От ее визга закладывало уши, но даже он не мог заглушить раздавшийся снаружи рев.

Судя по звукам, где-то там голосило что-то вроде льва или тигра — а может, и какая-нибудь хищная ящерица… только размером немногим меньше трамвая. Поэтому я уже почти не удивился, когда в темноте зажглись два огромных глаза, а стекло напротив брызнуло мелкой крошкой.

И прямо ко мне через разбитое окно потянулась огромная когтистая лапа.

Глава 3

Чем-то гигантская конечность напоминала человеческую — только раз этак в пять крупнее. Пальцев на ней было всего три — зато каждый заканчивался кривым костяным ножом длиной с мою ладонь. Шерсть — длинная, свалявшаяся и покрытая мутной вязкой жижей — росла не слишком густо, и из-под нее отчетливо поблескивало что-то вроде уродливой чешуи. Полыхающие оранжевым огнем глаза с вертикальным зрачками-щелками запросто могли принадлежать здоровенной змее, а вот пасть на широкой морде под ними скорее напоминала жабью — только усеянную острыми треугольными зубами.

В общем, на моей памяти ничего подобного в Питере не водилось… последние лет этак пятьсот — точно. А если и водилось, то определенно не выползало на Васильевский из своего болота.

Пассажиры хором заверещали и бросились к противоположной стороне вагона — так, что тот со скрипом наклонился. Только сердитая старушенция сохранила хоть какое-то подобие спокойствия — а потом еще и врезала по чешуйчатой лапе авоськой. Неведомая тварь снова взревела и попыталась дотянуться до обидчицы. Но так и не смогла — и принялась крушить ни в чем не повинный трамвай. Острые когти оставляли на полу и скамейках глубокие борозды и вырывали крепления. С железом они справлялись хуже — и все-таки справлялись: кузов жалобно стонал, но понемногу поддавался.

Тварь навалилась на вагон сверху, примяла и планомерно вскрывала его, как консервную банку: видимо, ей не терпелось поскорее добраться до мясной начинки. Силищи у чуда-юда было предостаточно, а вот интеллект, на наше счастье, хромал — большинство пассажиров уже успели убраться из трамвая и теперь разбегались в разные стороны. Тварь наверняка могла в два прыжка догнать любого — но вместо этого упрямо продолжала ломиться через стену внутрь — туда, где остались только я, вредная бабка и девушка в шляпке и легком темно-синем плащике.

Которую, похоже, самое время было спасать: старушенция с завидной прытью ползла к двери — подальше от страшных когтей, я, видимо, показался твари слишком тощим и костлявым — а вот девчонка влипла. Она забилась в проем между двумя сиденьями и верещала так, что закладывало уши. Неудивительно, что именно на нее и нацелилась пасть с длинным раздвоенным языком.

Тварь ревела, щелкала зубами и понемногу протискивала в вагон гигантское тело — сначала лапу, потом голову с шеей — и, наконец, покрытое шерстью и чешуей второе плечо. Железо еще кое-как удерживало ее — но счет шел буквально на секунды.

Никакого оружия у меня, можно сказать, не было — перочинный нож в кармане едва ли смог бы проткнуть толстенную маслянистую чешую, а кожаный портфель не годился даже для драки с гимназистами — куда уж там колошматить им зверюгу в полторы-две тонны весом. Разве что…

Поручень!