Гимназия неблагородных девиц

— Мой супруг — интеллигентный человек. Баба, которая его оболгала, некоторое время пыталась соблазнить его, да не вышло. Вот она и решила отомстить.

У Михаила родились две дочери. Таня выросла излишне эмоциональной, не безумной, но с большими странностями. Корделия, похоже, удалась в мать, единственную трезвомыслящую личность в семье. Старшая девушка не имела ни мужа, ни детей. А у Тани родился Толя. Ну и каких он имел родственников? Прадед мальчика лечился в психиатрической клинике, жил потом на кладбище, писал книги про викхов, считал себя их государем. Михаил, дедушка паренька, не имел клейма «сумасшедший», но обожал специфические вечеринки, напоминавшие пиры, которые закатывал римский император Калигула, известный как отпетый развратник. Таня, мать Анатолия, была с левой резьбой. Если еще вспомнить прапрадеда безумца Михаила, умершего в психушке, то станет ясно: к сожалению, мальчик получил семейное безумие, которое расцвело пышным цветом из-за тесного общения в детстве и отрочестве с прадедушкой, он забил голову ребенка сказками про викхов, сообщил ему, что Толя наследный принц. Таня обожала сына, выполняла все его прихоти, считала, что Толечка всегда прав, прадедушка говорил ему: «Ты принц, станешь государем». Слова «нет» пацан никогда не слышал, трудиться его не приучили, стоически переносить неприятности он не мог. При осмотре кладбища стало понятно, что Степан Михайлович разводил на погосте кусты, они и сейчас там растут. Есть предположение, что заявление начальника отдела о краже растений чистая правда. Степан Михайлович много лет назад унес из Ботанического сада нечто вечнозеленое. Растение прижилось, но выродилось, из него прадед варил свое зелье, научил Анатолия готовить отвар. Именно этим снадобьем Рябов отравил нескольких женщин, останки которых мы нашли на кладбище. Парень выбирал…

— Где мой мальчик? — перебила Таня. — Хочу его обнять.

Вадим тяжело вздохнул.

— Татьяна Михайловна, ваш сын серьезно болен, он помещен в клинику. Я с ним долго беседовал. Очень трудно понять, где в его словах правда, а где вымысел. Анатолий сообщил, что регулярно шаманил для себя снадобье из ветвей и листьев никому не известного кустарника, потом через проход в могиле перемещался в государство викхов, которым правил… Насчет зелья правда. В крови Анатолия нашли невероятный «букет», мы сравнили его анализы с данными исследований, которые сделали Вере в больнице в тот день, когда ее обнаружили спящей в квартире Рябова. Стало понятно, что «сироп», который пили любители группового секса, — зелье Степана Михайловича. Я спросил у Толи:

— Почему одни люди умирали от напитка, а другие многократно принимали его, и ничего?

— Ягодки каракат, — ответил парень, — если их добавить в чай восторга, то заснешь надолго, на несколько сотен лет. Я никого не убивал, я их спасал, давал напиток, зарывал женщин в землю, чтобы сохранить их. Через века они очнутся.

Уж не знаю, прикидывался ли он, потому что понял, что серийному убийце могут дать пожизненный срок. Или на самом деле у Толи крыша окончательно уехала. Корделия Михайловна, вы же умный человек, понимаете: мы всё знаем. Может, ответите на наши вопросы?

Татьяна закивала.

— Да, Корди, да! Пожалуйста!

Сестра ее сложила руки на груди.

— Я не сделала ничего плохого. Просто спасала мальчика. Да, понимала, племянник не совсем обычен, но не предполагала, до какой степени. Дед наш был тихий человек, про отравление сотрудников Ботанического сада я от вас сейчас впервые услышала. Мама ничего такого не рассказывала. Прадед обожал Толика, забирал его к себе на лето. Нас не смущало, что его изба на кладбище стояла, погост давно не работал. Просто деревня, чистый воздух, лес, Москва неподалеку. Степан Михайлович, хоть и был очень стар, никогда не выглядел сумасшедшим, речь была разумная, поведение тоже. Все эти россказни про викхов я воспринимала как фантазию писателя, не более того. И когда Толик про них заговорил, я не насторожилась, даже обрадовалась: мальчик с прадедушкой дружит, у них общие интересы. Кто же знал, во что это выльется?

Корделия прикрыла глаза рукой.

— Алина меня чудовищем выставила, но я не такая. Просто жизнь меня в угол загнала. И, поверьте, я долго не понимала, что поведение племянника — болезнь. Считала, что в мать он, очень нервный, даже истеричный, неразумный. А в деда хмурый, с буйной фантазией. Ну избалован безмерно, ну захотел жить один, без матери и тети. Так уже взрослый, хочет самостоятельности. А потом…

Глава 37

Корделия начала говорить, и на сей раз она не лгала, как в тот день, когда я приехала в древнерусскую гимназию.