Я предположил, что Лебедев повязал «Повиновением» всех своих домашних, и как только слуги поняли, что отныне свободны, то предпочли сбежать. Не знаю, как у них с паспортами, быть может, и не глупые, чтобы бежать наудачу. С другой стороны, можно податься за Урал или на границу с Диким полем, два направления, откуда выдачи нет, и где никто не спросит документы или выправят на то имя, какое назовёшь. Правда, если уж там набедокуришь, то и спрос куда строже, чем во внутренних княжествах…
Пёс схватил кусок сырого мяса ещё в полёте и проглотил, всего лишь пару раз поведя челюстями. Ещё два куска ушли в топку столь же стремительно, больше давать я поостерёгся. Пусть лучше будет полуголодным, чем набьёт брюхо. Так-то он вон виляет хвостом и ещё просит, а как сыт будет, то, глядишь, и о долге сторожа вспомнит. А мне этого не нужно.
Дверь не заперта, в доме беспорядок. Причём только на господской половине. В кабинете одна половица поднята, наверняка там был тайник. Ещё один обнаружился в стене за снятой картиной. Третий в отдушине печи. Все пустые, ясное дело.
Ну что тут сказать, от слуг с узором «Повиновение» хозяин явно не таился, и те прекрасно знали, где он хранит ценности. Как только привязка пропала, слуги решили прикарманить всё нажитое непосильным трудом и дать стрекача налегке, имея при себе только деньги. Правильное решение, так меньше шанс привлечь к себе внимание, а всё необходимое можно приобрести и в пути, были бы средства.
Ну да бог с ними, с деньгами, они меня не интересовали. Главное, что пока всё сходится и я в доме того, кто припёрся в Воронеж по мою душу. Не зря два дня в седле корячился. Теперь не помешало бы найти ещё что-нибудь полезное.
Однако на этом моё везение закончилось. Обыск рабочего кабинета результата не дал. Я обнаружил столь модные сейчас дневники хозяина дома, но там не оказалось ничего предосудительного, ни единого слова о его тайной жизни. Письма также не несли никакого компромата. Одним словом, половину ночи я провёл впустую…
Купчишку, что держал скобяную лавку и пробавлялся скупкой краденого, я нашёл без труда. Ещё и нужного мальца на рынке отловил да поспрашивал. Никакого насилия, чисто на взаимовыгодных условиях. В крайнем случае можно было подойти с подношением к местному авторитету и оформить прописку, чтобы вообще никаких вопросов. Но коль скоро получилось собрать информацию, пройдясь по вершкам, копать глубоко не вижу смысла.
К лавке я подошёл в час пополудни, когда солнце стояло в зените, и прохожих на пыльной и залитой жаркими лучами улице практически не было. На входе в лавку разошёлся с какой-то женщиной из мещан, и всё, внутри больше никого. Не нужно изображать из себя покупателя, присматривающегося к товару. Достаточно просто задвинуть засов.
— Эй, ты чего… — возмутился было лавочник и тут же осёкся.
— Если хочешь жить, веди себя тихо, — нарочито медленно взводя сначала один, а после и второй курки двуствольного пистолета, произнёс я.
— Всё вот здесь, под прилавком, — задрав руки и отступая на шаг к полкам с товарами, произнёс лавочник.
— Это хорошо, что ты ведёшь себя тихо. — Короткий взмах, свист, и клинок со стуком вошёл в полку у самого уха вздрогнувшего купчишки. — Если задумал глупость, то знай, что мне не нужно стрелять, я и с ножичком управлюсь.
— Я ничего не задумал. Деньги под прилавком, — затряс он головой.
— Это хорошо, что не задумал, — извлекая очередной метательный нож, произнёс я. — Но меня эта твоя мелочь не интересует.
— Я вижу, ты не местный. Людям-то представился? — начиная приходить в себя, купчишка попытался урезонить меня.
— Думаешь, я кому-то что-то должен?
— Но…
— Я не из разбойного люда, Пахом. Я из Воронежа, куда ты отправил Лебедева, ну или если хочешь, Кобзаря убить меня.
— Я…
— Его и Мышату я порешил на месте. Груздю повезло меньше, и он все мне рассказал. Уверен, что хочешь именно такого разговора?
— Я не знаю…
— Кто заплатил за мою смерть? Не говори, что ты непричастен, если хочешь жить. Да и умереть можно по-разному.
— Помоги!..
Ну, должен был он попытаться. Не мог не попробовать. Крик на высокой ноте оборвался хрипом. Трудно кричать, когда тебе в трахею прилетает ребро ладони. Довершил дело я ударом по темени, после чего утащил пленника в подсобку, ну или складскую комнату. Тут разговор должен был состояться более обстоятельный, и так как клиент чего-то не понимал, более жёсткий.
Да, мне противно истязать пленных, но умирать я также не спешу. К тому же под ударом не только я, но и мои близкие. Поэтому мне нужен не Пахом, а его наниматель. И вообще то, что этот урод лично никого не убивал, не значит, что на его руках нет крови. Есть, и причём по самые локти. Так что я не стеснялся и не сдерживался. Вернее, пересиливал себя и всё время старался держать перед взором глаза сестры, когда она пришла в себя после исчезновения узора «Повиновения». За этот взгляд я и сотню мразей замучаю без малейших угрызений совести…