Гимназисты

— Да ну! — обрадовался Комаровский и вдруг неожиданно своими длинными ручищами облапил юношу. — Ведь вот хоть раз умное слово ты сказал, Попочка… Ведь бывает же, подите, что на грех палка выстрелит! — развел он комическим жестом свои длинные руки.

Талин хотел обидеться и не успел.

Раздача наград кончилась. Начались речи. Говорил директор, говорил инспектор, говорил сановник. Предложили сказать попечителю, но Александр Нилыч только добродушно отмахнул рукою.

— А ну ее!.. Отпустите вы их с Богом поскорее… Не стоится им!.. Так и рвутся на свободу… По своему сорванцу вижу! Ведь ребята они, хоть и напялят завтра форму действительных студентов!

И, лукаво подмигнув племяннику, он торопливо распрощался и поспешил покинуть зал. Покинули ее и остальные.

Недолго оставались в ней и "завтрашние студенты".

С шумом и грохотом, под оглушительное "ура" высыпали они на улицу, сияющие, радостные, безумно-счастливые, как дети…

Все улыбалось им: и самые стены, и люди, и старый швейцар, распахнувший перед "ними" настежь огромную дверь, и самое солнце, весеннее, жаркое, своими золотыми лучами, как теплой, ликующей волной, залившее их…

— До вечера! — крикнул первый Миша Каменский, едва удерживаясь от бившего в нем через край мальчишеского задора.

— До вечера! У Юрочкина!

— У Юрочкина, да, да!

И шумная ватага разбрелась по улицам, будя их сонную, степенную корректность звонкими, радостными, молодыми голосами… 

Глава XVIII. Перед разлукой.

— Кильки… пирог… колбаса… сыр… вино… апельсины… Сардинки… Все!!! Кажется, все? Отлично…

Юрий внимательным взглядом окидывает стол… И вдруг вспыхивает от неожиданности.

— А пиво?.. Марфа Спиридоновна, а пиво где? Бабаев пиво любит… Знаете, Калинкинское…

— Здесь, господин Радин… Все здесь, — слышится голос из-за двери, и в тот же миг запыхавшаяся, усталая и красная, как вишня, от суетни "посадница" в сером новом камлотовом платье и в белой с синими лентами наколке появляется на пороге.

— И пиво, и мед… все тут…

— А мед, это хорошо! Маленький Флуг мед любит… — раздумчиво роняет Юрий, думая о чем-то другом…

— Хороший молодой человек г. Флуг, — с улыбкой говорит посадница, — совсем хороший, а вот, говорят, евреи…

Она не доканчивает… Оглушительный звонок раздается в прихожей, пугая до смерти глухую хозяйку, улегшуюся спать чуть ли не с петухами.

— Это Каменский! Наверное! Его звонок! — подавляя улыбку, говорит Юрий. Посадница опрометью кидается открывать дверь.

Юрий оглядывает быстрым взором комнату…

Все хорошо… Отлично… Лучше, нежели он ожидал… Посредине стол, накрытый белоснежной скатертью, ломившийся под тяжестью закусок… Дверь в соседнюю комнату, уступленную ему хозяйкой на этот вечер, раскрыта настежь…

И там все прибрано… хорошо… уютно… Окна раскрыты… Ароматный июньский вечер вливается сюда волной…

Юрий успевает поправить занавеску у окна.

— "Привет тебе, приют священный"! — звонким молодым тенорком несется ария Фауста с порога, и Миша Каменский, сияющий и веселый, по своему обыкновению, появляется в дверях.

— Здорово, Юрочкин!

— А-а! Михалка!

Они целуются, задушевно и радостно, точно не виделись пять лет… Потом Миша отступает назад на цыпочках, прижимает руку к сердцу и с самым изысканным поклоном склоняется перед озадаченной швейцарихой чуть не до земли.

— Привет вам, Марфа Посадница! Величайшая из женщин!

— Не извольте браниться, господин Каменский! — обидчиво произнесла опешившая швейцариха.

— Да что вы, Бог с вами, голубушка! — растерялся Миша. — Марфа Посадница всем Новгородом правила, знаменитость в своем роде была.

— Ну да, знаменитость! Ладно, не надуете, таких знаменитостей посадских-то[14] много на улицах ходит, побирается. Насмешники вы и больше ничего!

И как ни старался уверить Миша разобиженную женщину, что Марфа Посадница самому царю во время оно насолила немало, Марфа Спиридоновна все стояла на своем.

— Посадница-де бранное слово, потому что посадские по улицам побираются по гроши.

Так и не удалось ему разуверить обиженную швейцариху. Вновь раздавшийся звонок вовремя прервал их препирательство.

На этот раз пришло сразу человек восемь, во главе с Самсоном, поразившим всех своим франтоватым штатским костюмом и новеньким блестящим цилиндром, едва державшимся на его огромной голове.

Товарищи охали и восторгались, во все стороны поворачивая его.

— Когда же ты успел преобразиться, чучело ты этакий? — изумлялись они.

— А хорошо? — чрезмерно довольный самим собою, ликовал Самсон.

— По правде сказать, не того… На факельщика смахиваешь… Прежде лучше было, — решил Миша.

— Ну да… Сам ты факельщик, — обиделся Бабаев. — Мне иначе нельзя… Я в борцы на лето еду… А борцы всегда в цилиндрах… Обязательно! — тоном, не допускающим возражений, заключил Бабаев.

Новый звонок… Новые гости… Скоро в двух маленьких комнатках набралось столько народу, что буквально яблоку было негде упасть.

— А Флуг не пришел? Где же Флуг? — озабоченно произнес чей-то голос.

— Да, да, в самом деле, где же Флуг?

Флуга не было.