Гёте. Его жизнь и литературная деятельность

Отвращение Гёте к политике послужило, как мы уже знаем, поводом к обвинению его в отсутствии патриотизма. Если под патриотизмом понимать не только любовь к отечеству, но и национальную ненависть, то Гёте, конечно, был плохим патриотом, так как расовая ненависть была совершенно чужда душе его. «Между нами, – говорит он Эккерману, – я никогда не ненавидел французов, хотя и радехонек был, что мы от них избавились. Да и как бы я, для которого важны только культура или варварство, мог ненавидеть нацию, чуть ли не самую цивилизованную на свете, которой я и сам обязан значительной долей моего развития?» Но при полном отсутствии, притязаний на всякую национальную исключительность, при полном отсутствии ненависти к другим нациям Гёте вовсе не лишен был чувства любви к отечеству, как не был лишен и национальной гордости. В доказательство приведем весьма замечательный разговор его с историком Луденом (1813 год). «Не верьте, – говорил Гёте, – будто я равнодушен к великим идеям свободы, национальности, отечества. Нет, эти идеи составляют часть нашего существа, никто не может отрешиться от них. И судьбы Германии я горячо принимаю к сердцу. Я часто испытывал горькое чувство печали при мысли о немецком народе, который так почтенен в отдельных своих представителях и так ничтожен в целом. Сравнение немецкого народа с другими нациями возбуждает в нас мучительные чувства, которые я так или иначе стараюсь заглушить в себе. В науке и искусстве нашел я крылья, которые держат меня выше этих чувств, так как наука и искусство составляют мировое достояние и перед ними исчезают границы национальностей. Но утешение, доставляемое ими, все-таки лишь относительное утешение; оно не может заменить гордого сознания, что принадлежишь к великому, сильному, уважаемому и грозному народу. Также утешает нас и вера в будущность Германии, вера, которой я крепко держусь. Да, немецкий народ имеет будущность. В настоящее время, говоря словами Наполеона, судьба нашей нации еще не созрела. Если бы германцы не имели другой исторической задачи, кроме разрушения Римской империи и создания нового мира на ее развалинах, то они давно бы погибли. Но они уцелели и притом настолько еще сильны и даровиты, что им, наверное, предстоит еще что-нибудь великое, настолько же превосходящее их прежние подвиги, насколько выше стало их образование и развитие. Но времени и ситуации, в которых это произойдет, невозможно предвидеть, как нет возможности ускорить наступление этого момента. Нам, отдельным лицам, остается пока лишь увеличивать и распространять развитие нашего народа, добросовестно трудясь соответственно своим дарованиям, склонностям и общественному положению, увеличивать это развитие как в низших, так, в особенности, в высших слоях, чтобы не оставаться позади других наций, но даже стоять в этом отношении впереди их; тогда дух наш не будет падать, а останется бодрым и веселым, и мы будем способны ко всякому великому подвигу, когда наступит день славы».

Мы привели эту довольно длинную выписку, во-первых, потому что она заключает в себе истинно золотые слова, из которых ни одного нельзя выпустить, а во-вторых, потому что она вполне убедительно опровергает нелепое мнение, будто бы Гёте не дорожил судьбою своего отечества: напротив, он дорожил ею больше, чем кто-либо, и любил свою родину высшей, благороднейшей любовью.

Переходя к характеристике Гёте как художника и поэта, мы должны оговориться, что будем здесь очень кратки, так как художественная деятельность его настолько колоссальна, что о ней нужно говорить или очень много, или лишь в самых общих чертах.

Из биографии Гёте видно, что он интересовался и увлекался всеми изящными искусствами. Чрезвычайно занимала его живопись. При своей склонности к непосредственному созерцанию и изображению природы он, как мы видели, долго колебался в окончательном выборе своего художественного призвания и хотя уже с детства чувствовал себя поэтом, но сомневался, не следует ли ему сделаться живописцем. Несмотря на отсутствие настоящих способностей к рисованию, он упорно упражнялся в этом искусстве и в Риме, как мы знаем, прилагал все свои усилия в этом направлении. Также увлекался он и скульптурой и сам пробовал лепить из глины. Только после долгой борьбы он убедился, что не сделает на поприще живописи и ваяния ровно ничего. «Из моего долгого пребывания в Риме я извлек пользу, – писал он, – я окончательно отказываюсь от мысли сделаться живописцем». Музыка также была ему весьма приятна, а в старости, особенно после сближения с Цельтером, сделалась даже его настоятельной потребностью; но степень его знакомства с музыкой и его музыкальное развитие были, по-видимому, не особенно высоки, хотя он составил «таблицу к учению о звуках» (в письмах к Цельтеру), содержащую в себе, как уверяют, весьма замечательную систему философии музыки. Настоящей сферой его художественной деятельности, помимо эстетической критики, в которой Гёте обнаруживал массу знания и вкуса, была, конечно, поэзия, – Гёте был величайший мастер слова и в особенности стиха.