Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита

Роллинг просверлил его зелёными глазами. Семёнов, и этим не смущаясь, сел напротив по другую сторону стола. Роллинг сказал:

- Ну?

- Дело сделано.

- Чертежи?

- Видите ли, мистер Роллинг, тут вышло некоторое недоразумение…

- Я спрашиваю, где чертежи? Я их не вижу, - свирепо сказал Роллинг и ладонью легко ударил по столу.

- Слушайте, Роллинг, мы условились, что я вам доставлю не только чертежи, но и самый прибор… Я сделал колоссально много… Нашёл людей… Послал их в Петроград. Они проникли в лабораторию Гарина. Они видели действие прибора… Но тут, чёрт его знает, что-то случилось… Во-первых, Гариных оказалось двое.

- Я это предполагал в самом начале, - брезгливо сказал Роллинг.

- Одного нам удалось убрать.

- Вы его убили?

- Если хотите - что-то в этом роде. Во всяком случае - он умер. Вас это не должно беспокоить: ликвидация произошла в Петрограде, сам он советский подданный, - пустяки… Но затем появился его двойник… Тогда мы сделали чудовищное усилие…

- Одним словом, - перебил Роллинг, - двойник или сам Гарин жив, и ни чертежей, ни приборов вы мне не доставили, несмотря на затраченные мною деньги.

- Хотите - я позову, - в автомобиле сидит Стась Тыклинский, участник всего этого дела, - он вам расскажет подробно.

- Не желаю видеть никакого Тыклинского, мне нужны чертежи и прибор… Удивляюсь вашей смелости - являться с пустыми руками…

Несмотря на холод этих слов, несмотря на то, что, окончив говорить, Роллинг убийственно посмотрел на Семёнова, уверенный, что паршивый русский эмигрант испепелится и исчезнет без следа, - Семёнов, не смущаясь, сунул в рот изжёванную сигару и проговорил бойко:

- Не хотите видеть Тыклинского, и не надо, - удовольствие маленькое. Но вот какая штука: мне нужны деньги, Роллинг, - тысяч двадцать франков. Чек дадите или наличными?

При всей огромной опытности и знании людей Роллинг первый раз в жизни видел такого нахала. У Роллинга выступило даже что-то вроде испарины на мясистом носу, - такое он сделал над собой усилие, чтобы не въехать чернильницей в веснушчатую рожу Семёнова… (А сколько было потеряно драгоценнейших секунд во время этого дрянного разговора!) Овладев собою, он потянулся к звонку.

Семёнов, следя за его рукой, сказал:

- Дело в том, дорогой мистер Роллинг, что инженер Гарин сейчас в Париже.

15

Роллинг вскочил, - ноздри распахнулись, между бровей вздулась жила. Он подбежал к двери и запер её на ключ, затем близко подошёл к Семёнову, взялся за спинку кресла, другой рукой вцепился в край стола. Наклонился к его лицу:

- Вы лжёте.

- Ну вот ещё, стану я врать… Дело было так: Стась Тыклинский встретил этого двойника в Петрограде на почте, когда тот сдавал телеграмму, и заметил адрес: Париж, бульвар Батиньоль… Вчера Тыклинский приехал из Варшавы, и мы сейчас же побежали на бульвар Батиньоль и - нос к носу напоролись в кафе на Гарина или на его двойника, чёрт их разберёт.

Роллинг ползал глазами по веснушчатому лицу Семёнова. Затем выпрямился, из лёгких его вырвалось пережжённое дыхание:

- Вы прекрасно понимаете, что мы не в Советской России, а в Париже, - если вы совершите преступление, спасать от гильотины я вас не буду. Но если вы попытаетесь меня обмануть, я вас растопчу.

Он вернулся на своё место, с отвращением раскрыл чековую книжку: «Двадцать тысяч не дам, с вас довольно и пяти…» Выписал чек, ногтем толкнул его по столу Семёнову и потом - не больше, чем на секунду, - положил локти на стол и ладонями стиснул лицо.

16

Не по воле случая красавица Зоя Монроз стала подругой химического короля. Пять лет тому назад (в девятнадцатом году) Зоя бежала из Петрограда в Париж, где приобрела широкую известность как самая красивая и умная женщина среди артистической богемы. Она снималась в кино, танцевала и пела в бульварных театриках и спокойно разоряла дотла иностранцев, стремившихся в те годы в Париж с кошельками, распухшими от военной и послевоенной наживы.

Зоя была женщиной современной. Среди развлечений она находила время внимательно следить за политикой.

Узнав о предполагающейся поездке в Европу знаменитого Роллинга, она сейчас же выехала в Нью-Йорк. Там на месте купила репортера большой газеты, и в прессе появились заметки о приезде в Нью-Йорк самой умной, самой красивой в Европе женщины, которая соединяет профессию балерины с увлечением самой модной наукой-химией, и даже вместо банальных бриллиантов носит ожерелье из хрустальных шариков, наполненных

светящимся газом. Эти шарики подействовали на воображение американцев.

Когда Роллинг отплыл в Европу, в прекрасное солнечное утро на верхней палубе, на площадке для тенниса, он увидел Зою Монроз, играющую с тренером. Роллинг, насупившись, долго рассматривал эту женщину, о которой только что кричали все газеты, и она ему понравилась. В тот же вечер, после ужина, сидя в баре, он предложил Зое быть его подругой. Потягивая через соломинку ледяной напиток, Зоя ответила: