Гиперборей

Стражи заколебались, двое зачесались, повернули к воротам. Третий, который в кольчуге, мерил Олега и Гульчу недружелюбным взглядом:

— Дык ворота ж заперты на ночь?

— Дурень ты, Мыкола, — сказал старший дружинник. — Слыхал, сегодня вече завершилось?

— Слышал, — угрюмо ответил мужик. Он потрогал окровавленную скулу. — Вчера и позавчера был на сходке. Сегодня — чтоб на тебе Ящер воду возил! — мне дежурить.

— Гонец к Рюрику, — ответил старший густым трубным голосом, у Олега сразу страшно зачесались руки размазать его по воротам. — Кончатся распри, ежели ничего не случится...

— Когда еще у нашей козы хвост вырастет, — отозвался мужик с окровавленной скулой. — Разве что когда солнце задницей обернется... Или хотя бы луна.

Справа среди пристроек что-то мелькнуло. На миг Олег заметил краем глаза остроконечный капюшон, надвинутый на глаза. Тень падала на лицо, мелькнул тяжелый подбородок. Олег молниеносно выхватил швыряльный нож, Гульча внезапно тронула коня, оказалась между Олегом и таинственным незнакомцем, и тот отступил за каменный угол.

Старший дружинник посмотрел на Олега с открытым ртом, не понимая внезапного замаха, и Олег, сцепив зубы, сунул нож в чехол на поясе. От ворот донесся скрип, тяжелые створки медленно распахнулись. Олег пришпорил коня, и под грохот копыт по отмостке они вылетели из города. Гульча неотрывно держалась сзади. Олег постоянно слышал за спиной стук подков ее коня и двух заводных.

Городские стены все уменьшались, дорога тянулась ровная, как стрела, и широкая, укатанная тысячами и тысячами тяжелых подвод. Слева от дороги темнела Черная гора — массивная, словно оплавленная небесным огнем. Вершина блестела под яркой луной, ветры сдули пыль и грязь, дождь смыл — гора была почти голой, трава зацепилась лишь в неглубоких щелях, куда нанесло земли ветром. Сама гора не трескалась, не рассыпалась. Ходили слухи о несметных сокровищах в недрах. Олег всегда посмеивался над такими легендами. В каждой местности есть своя Черная гора — Лысая, Перунова, Гелонова, Дивова, — и везде жители весей при свете догорающей лучины рассказывают о несметных сокровищах. Сколько Олег себя помнил, всегда рассказывали эти бедные души, оставляя себе надежду, что когда-то при удаче доберутся, попользуются. Иногда помимо сокровищ в недрах хоронились мечи-кладенцы, кувшины с живой и мертвой водой, сапоги-скороходы... В молодости Олег обижался, когда ему желали удачи. Удача — удел дураков и бездельников. Удача — то, что падает к ногам случайно, незаслуженно. Сильный да умелый рассчитывает на успех, а не на удачу. Пожелать ему удачи — не в лоб обозвать дурачком, который успеха не добьется, а может надеяться лишь на случай.

По дороге встретили только одну подводу — тащилась в сторону города. Волы ступали сонно, мужик дремал, держа вожжи в огромном корявом кулаке. Олег крикнул на ходу:

— Не спи, замерзнешь! Ворота закрыты.

Мужик приоткрыл один глаз, оглядел Олега и Гульчу, ответил хриплым спросоня голосом:

— Плевал я на ваш город с высокого берега. Мне и в моей веси жить терпимо.

Тут же захрапел, перекосив рожу. Волы тащились мерно, без рывков, словно плыли в тяжелом перегретом воздухе. Олег оглянулся по сторонам, далеко справа изломанной цепью стояло несколько бревенчатых домиков на крутом берегу Волхова. В лунном свете поблескивали мокрые рыбацкие сети, развешенные на кольях для просушки, к воде в обрывистом берегу кто-то умело прорубил ступеньки, вымостил дощечками.

— Бесстрашный народ, — сказала Гульча, впервые подав голос. — Они ж не защищены от нападений!

Олег пришпоривал взмыленного коня, спеша уйти от города. Когда конь начал хрипеть, а пена падала желтыми клочьями, Олег свернул к ближайшей роще, велел:

— Заночуем здесь.

— Давно пора, — ответила она сердито. — Возможно, ты еще не заметил, что ночь давно наступила? Ты не сова, случаем?

— Случаем, нет. Днем, в отличие от совы, я вижу тоже.

Он пустил пастись расседланных коней, быстро собрал сухого хворосту. Гульча на ощупь обдирала бересту с ближайшей толстой березы. Олег со смешанным чувством жалости и сочувствия посматривал на ее бледное лицо и беспомощно вытянутые вперед руки с растопыренными пальцами — она видела в темноте так же замечательно, как крот в ясный солнечный день.

Он быстро разжег костер. Гульча торопливо села поближе, протянула ладошки к едва трепещущему огоньку. Олег сунул ей в руки походный котел:

— Раз уж ты отважно возжелала разделить со мной некоторые неудобства дороги... Вон там ручей! Только не зачерпни лягушек.

Ее руки мгновенно отдернулись от тонкой дужки:

— Там еще и лягушки?

— А чего ты боишься еще?

— Пиявок, летучих мышей, леших, кикимор, упырей, сов...

Олег молча пошел к ручью. Вода была ледяная, прогреться не успела, явно всего в двух-трех шагах выше бил ключ из глубин земли. Напившись, он разделся, постирал одежду и тщательно смыл пыль и грязь. Когда вернулся к костру, Гульча сидела у догорающего костра бледная и вся в слезах. Едва он появился внезапно в кругу света, взвизгнула от страха, спросила сиплым от негодования голосом:

— Ты где был?.. Где ты был, спрашиваю?