Гиперборея

Когда мы явились своей пестрой группой в поселок, то переполошили всех его жителей. Первой нас выскочила встречать многочисленная ребятня в сопровождении всех местных собак. Дети заинтересовались мной и Абарисом, бесцеремонно разглядывали нас и пытались заговорить. Собак явно привлекла персона Трои. Они на правах хозяев, принялись облаивать ее. На Неясыть же никто внимания не обратил. Она здесь была своя и сразу повела нас к самому большому чуму, расположившемуся у самой воды. Старик сидел на берегу возле лодки, и видимо чинил ее. Рядом на костре в котелке кипело какое-то зловонное варево. Он обмакивал в него огромную кисть, смастеренную из веревок и тщательно водил ей по днищу лодки. Рядом валялись сети и весла. Шаман даже не взглянул на нас, с достоинством выполняя свою нехитрую работу.

Неясыть заговорила с отцом, и только после этого он обратил на нас с Абарисом самое пристальное внимание. Под его взглядом я почувствовала себя неловко: он словно заглядывал в мою голову, пытаясь понять, что я из себя представляю. Мне показалось даже, что жреца он не так долго рассматривал. Ведь он был только титаном, а во мне кокой только крови не было намешено. Старик все смотрел, щурился, вертел головой, потом и вовсе подошел ко мне ближе, чтоб заглянуть в глаза. Я не стала робеть, хоть и помнила, что лучше не глядеть в глаза шаману. Успокоившись, он отошел.

Похоже было, что стрик не владел ни одним из языков, которые были бы понятны нам с Абарисом, и потому мы общались через его дочь. Подозвав кого-то из ребятни, он велел, видимо, принести ему все необходимые атрибуты: бубен и диковинные ожерелья. Ожерелья он надел на себя, бубен сунул под мышку и махнул нам рукой, призывая идти за собой.

Разговор с духами состоялся в укромном месте, там, "где вода близко подходит к скалам и соединяется с ними", — так пояснила нам Неясыть. Шаман долго распевал заунывные песни, аккомпанируя себе на бубне и закатывая глаза к небу, потом подошел близко к воде и стал пристально всматриваться в нее, разводя руками, словно отгоняя дым или насекомых. Наконец, Неясыть поведала нам то, что смог увидеть ее отец в воде, вернее то, что показали ему там горные духи.

— Старейшинами завладел плохой человек, — сказала она нам.

— Опоздали! — посетовала я. — Где этот плохой человек их держит, он не видел?

Шаманка перевела вопрос отцу и после его ответа, пояснила:

— Они в городе, который стоит на берегу северного моря.

— В Пронионе, — догадался жрец.

Мы поблагодарили шамана, раскланявшись, на что он не отреагировал, а только улыбнулся хитро и глаза сощурил, словно от солнца. Я подумала, что раз уж он шаман и общается с духами, то все-таки чуть-чуть не в себе. Отойдя в сторону от старика и воды, мы стали советоваться:

— Возможно, Хамсин не держит в этом городе сильную охрану, — предположила я. — Тем более, что этих клуш и охранять особенно не надо. Как думаешь?

— Каков бы ни был гарнизон в Пронионе, нас с тобой лишь двое.

— А Неясыть и Троя?

— Четверо. И что? Там не меньше сотни, это определенно.

— Что предлагаешь?

— Да что предлагать. Мы упустили время, теперь у Прона лишний козырь имеется.

— Но что-то надо делать!

— Благодарю тебя, наместница Беатриче, за то что ты принимала живое участие в судьбе моей земли. Ты сделал все, что могла…

— Что еще за скорбный тон, Абарис? Спасибо, конечно, на добром слове. Но я еще не сдалась!

— Мы проиграли, это ясно.

— Нет, мы не проиграли! Мы живы, здоровы, способны держать оружие в руках! Проиграть одно сражение — не значит проиграть войну. Не помню, кто сказал…

Нас пригласили пообедать, и это позволило нам отвлечься на некоторое время от беспокойных мыслей. Абарис выглядел удрученным и все время смотрел в земляной пол. Я и сама не была полна радости. Просто сыграла одна моя черта характера: когда кто-то рядом опускал руки, я сразу начинала излучать оптимизм, даже если понимала, что повода для него никакого нет.

После трапезы наш малочисленный отряд снова собрался в дорогу. Шаманка прощалась со своей родней молча, без эмоций. Мне было неловко перед Неясытью. С одной стороны я считала, что она давно уже отработала свой надуманный долг передо мной и может быть свободной, но с другой — я понимала, что без нее нам придется не просто. Она знала Гиперборею лучше, чем я рисунок своей ладони. И потому я сделала вид, что так оно и должно быть.