Гиперборейская чума

— Ах, да я ведь не об этом…

— И все же?

— Ну… не знаю. Хопитов взять — они много чего цитируют, да нормальные люди их понять не могут. А вы не из Асгарда, случайно?

— Нет.

— У меня подруга в Асгарде. Тревожусь я за нее…

Она посмотрела в небо. Темная суставчатая туча, выпуская впереди себя длинные крюки и когти, ползла по направлению к горе. Еще не был слышен, но предугадывался гром. — — Вот! Вот опять. Чего неймется…

— Я пойду. До свидания.

— Зачем? Не надо! Будьте здесь! Тезей уходит каждый день — биться с чудовищем. А чудовище приходит ко мне…

— Мамонт?

— Он и мамонт, он и бык… Ой, что я сказала! Так нельзя. Он узнает, и все пропало…

Испуг и дрожь ее были слишком театральными. Любительская сцена.

— Я бы тоже уехала в Асгард. Правда там славно? Эти стены… Такое чувство защищенности… ни с чем не сравнимое… А здесь? Песок…

— Почему же вы здесь?

— Говорите мне «ты», господин. Я должна это слышать. «Ты». Скажите же так!

— Почему ты здесь?

— Ангрбода зла на меня, господин. Я боюсь ее гнева. Она превратит меня в козу.

— За что?

— Я узнала ее мужа! Он на самом деле никакой не Локи! Он — Ешитекей!

— Эшигедэй? — попробовал уточнить я, но женщина замахала на меня руками:

— Не говорите вслух! Он услышит!

— А тебя, значит, не услышит?

— Но я же молчу.

Я тоже замолчал — в короткой оторопи.

— Это я понял… Скажи-ка мне лучше вот что…

Она стремительно закивала:

— Да-да. Змей вовсе не соблазнял Еву. Это придумали потом, в оправдание всему. Змей укусил ее, и она умерла. И Адам упросил богов пустить его в Аид, чтобы найти ее там среди теней. Но ему запретили оборачиваться, когда он доведет Еву наружу! Ева вскрикнула, когда наступила на горящий уголь, и Адам бросился к ней. Это было перед самым выходом из Аида, там все медленно и жарко тлело, и раскаленные края прохода светились впереди багрово — и виден был сквозь него райский сад. Но нет — Ева не могла покинуть Аид. И тогда Адам остался с нею, чтобы в поте лица добывать хлеб свой… Когда ты увидишь женщин, танцующих на углях, знай: они готовятся пройти сквозь те врата обратно в мир живых. Но их некому выводить…

Минут через двадцать доктор уже не казался мертвецом. Он порозовел, губы увлажнились, дыхание стало ровным. Время от времени на щеке дергалась какая-то жилка.

Ираида молча сидела возле него, держа за руку. Дед Григорий молча постоял рядом, легонько потрепал ее по затылку и отошел к брату — погуторить.

Между тем Коломиец метался внутри себя, как зверь, обманом запертый в клетке. Как профессионал, он знал, что «на спецоперациях ждут дольше, чем живут в раю. Дж. Ле Карре» — такой плакатик висел в его кабинете. Такими изречениями, вначале исполненными от руки плакатными перьями, потом — заделанными под трафарет, а в последнее время вылезшими из темной щели дорогущего цветного принтера (Коломиец попытался вспомнить, использовался ли принтер для других целей, и — не смог…), снабжал агентство его зам Всеслав Пак, московский полукореец, давний и верный помощник… предатель. С его подачи все и произошло.

Да… Весь этот безумный вечер — сначала успокаивая и просто удерживая буйно сходивших с ума старушек, потом — обнимаясь с братом упавшим как снег на голову, потом — в тяжелом, тревожном, вязком ожидании непонятно чего, — Коломиец не переставал думать о событиях сегодняшнего позднего утра, уже безумно далеких, но все еще очень болезненных… и чем больше он думал, тем вернее приходил к выводу, что дело нечисто.

Никаких конкретных зацепок. Что-то в интонациях. В тягостном недоумении, которое иногда прорезывалось у того же Пака. В чем-то еще.

Но без Криса не разобраться, наверное…

У Криса же голова сейчас забита совсем другим. Не стоит отвлекать. Вон, сидит, слушает…

Из записок доктора Ивана Стрельцова

Сфинкс был толстенной бабищей лет шестидесяти, одетой в какие-то идиотские жестяные доспехи. Она восседала на каменном троне, держа в правой руке здоровенный мушкет, а по левую руку от нее молча стоял лев.

— Ван, сын Стрельца? — мутно ощерилась она на меня. — Наслышана о твоих подвигах… И что дальше?

— Я хочу вернуться на свою тропу. Мне надоело здесь.

— Хе-хе-хе-хе-хе… Может быть, я пропущу тебя, козлик. А может, и нет. Давай поиграем?

— Ты будешь убегать, а я догонять?

— Ты будешь догонять, если будешь догонять. А если в натуре не догоняешь, то и убегать бесполезно. Начнем?

Не дожидаясь моего ответа, она легонько стукнула прикладом мушкета по каменному основанию трона. Звук был гулкий.

— У кого из живущих лиц больше, чем у Януси? — провозгласила она громко и торжественно.

— У сторожа, — сказал я.

— Ты знал…— Она скривилась обиженно. — Ладно. Еще одна загадка. Зимой и летом одним цветом!

— Забор. Корова. Портвейн.

— А вот и не угадал!

— Говно, — продолжил я логический ряд. Она опять расстроилась. Потом попыталась хлюздить, но я это пресек — и, что характерно, лев посмотрел на меня одобрительно и даже подмигнул.