Гиперборейская чума

— Здравствуйте, Николай Игнатьевич! — я искренне обрадовался ему и сразу позабыл обо всех своих неприятных планах. — Я вообще удивляюсь, что вы меня узнали!

— Не забываю никого, — сказал он чуть даже обиженно. — Эйдетическая память. Так что с вами стряслось? Чем занимаетесь?

— Ищу работу по силам, — сказал я. — Полную нагрузку пока не потяну, на инвалидность не хочу, а найти что-нибудь легкое не могу. Да и угол где-нибудь снять не мешало.

— Демобилизовались?

— Вчистую.

— Ранение, заболевание?

— И то, и другое.

— Ясно. Знаете, Иван Петрович, если не торопитесь, то нет ли у вас желания взять бутылочку и посидеть с большим комфортом? Я живу вон там, через пустырь.

— С радостью бы, Николай Игнатьевич, — сказал я, — да вот беда, печенка все еще висит по самую подвздошную. Пиво туда-сюда, а крепкого не могу, сразу умирать начинаю.

— Жаль, жаль! А знаете, Ваня, мне в голову пришла одна мысль. Не удивляйтесь, такое иной раз случается. Есть у меня один приятель, человек довольно странный, который мог бы вам помочь. Он занимается какими-то потусторонними исследованиями, и ему нужен непредвзятый психиатр. Он обратился ко мне, но я занят сейчас другими делами. Кроме того, он живет практически один в пятикомнатной квартире и вполне мог бы решить вашу жилищную проблему. Хотите познакомиться? В конце концов, вы не теряете ничего!

— Но это же не заработок!

— Как же не заработок? Очень даже заработок. Кроме того, он имеет какие-то связи в МВД, так что вам вполне могут вернуть погоны. Капитан?

— Майор.

— Тогда поехали, товарищ майор.

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть?

И мы поехали, бросив на столе недопитое пиво.

Странный человек (звали его Кристофор Мартович Вулич) жил в районе Сухаревки, в переулке с хорошим названием Последний. Дверь парадной выходила прямо в воротную арку, и ступеньки вели не вверх, как обычно, а вниз.

И лестница, и пол были дощатые. Пахло кошками. На первом этаже висели почтовые ящики, многократно горевшие — четыре штуки, — и выходила одна-единственная дверь, обитая изодранным черным дерматином. Чем исписаны стены, я в тот раз не прочитал, но впоследствии имел удовольствие многократно изучать и даже конспектировать эти граффити.

Мой провожатый толкнул дверь, и мы вошли. На месте дверного замка зияла яма, заткнутая свернутой газетой. В прихожей было полутемно, на вешалке топорщилась груда неопределенной одежды, а из глубины квартиры доносился негромкий, но невыносимо-пронзительный скрежет, в котором я не без труда опознал звук какого-то духового инструмента.

Должен сказать, что в то время я не испытывал ни малейшего почтения к джазу, а также просто не переносил громкие звуки вне зависимости от их происхождения.

— О, нет, — сказал я, но Николай Игнатьевич уже позвал:

— Крис! Крис! Иди сюда, я привел тебе хорошего психиатра!

Скрежет сменился всхлипом облегчения, и терзаемый инструмент замолк. Послышались быстрые легкие шаги, и откуда-то сбоку возник высокий носатый парень в просторной серой кофте, драных вельветовых штанах и босиком. Длинные прямые волосы перехватывала пестрая вязаная лента. В руках он держал альт-саксофон. Впрочем, название инструмента я узнал потом. В тот день я еще не умел отличить саксофон от кларнета:

— А, — сказал он. — Еще и афганец. Это хорошо. Пошли, продолжим. У меня пльзенское, бутылочное. Зачем травиться?

Только вот что: я хочу сразу узнать, не имеете ли вы обыкновения в пьяном виде рвать на груди тельняшку и спрашивать, где я, сука, был, когда вы загибались под Кандагаром?

Мой новый знакомец, Крис, действительно был личностью неординарной. С виду он казался моим ровесником — на деле же был на десять лет старше. Самим своим существованием он отвергал множество психологических и психиатрических постулатов, и к концу первой недели нашего общения (уже вечером я перебрался жить к нему в небольшую угловую комнатку) я усомнился вообще во всем, включая самою реальность окружающего мира. Сам себя он называл гиперпатом — то есть человеком с экстраординарно повышенным восприятием. Например, он не читал мыслей, но по виду, движениям, дыханию человека мог мгновенно составить о нем глубокое и достаточно точное представление.