Гиперборейская чума

— И дальше, — сказал он, водя карандашом над картой — той, которую составляла Ираида по материалам колдуна Митрофанова. — Вы этого знать не могли, потому что пожарные имеют приказ: все данные секретить. Насколько мне известно, почти десять процентов пожаров от якобы курения в постели — это случаи самовозгорания. Непонятно? Люди загораются. Вспыхивают. Иногда просто ожоги получают, иногда — только пепел остается… Не объясненный наукой феномен. Поэтому — держать в тайне. Все, что не объяснено наукой, на всякий случай держится в тайне… Так вот, я — совершенно случайно — знаю доподлинно, что все отмеченные вами пожары относятся именно к этим случаям.

— Оп-па…— сказал Коломиец и посмотрел на Ященко. Тот замотал головой, не издавая ни звука. Видимо, звук ему запретили.

Это все было интересно и важно, но меня ждали насущные дела в другом месте.

А кроме того — вспомнилось сквозь бессознанность, сквозь бред — как предлагал Ираидин дед кое-что Ященко… где два, там и пять… — и теперь надо было решить, что мне с этим воспоминанием делать…

Разобравшись с нуждами организма, я даже затеял его помывку — после чего, усталый, но обновленный, выбрался обратно. Альберт рассказывал колдуну про случай в тюремном изоляторе и демонстрировал кассету с записью последних слов Рудика Батца.

— …то есть мы вас просто убьем, а потом поставим эту кассету — что вы будете делать? Как я понимаю, мозг не должен быть разрушен, поэтому придется душить… Вот доктор подскажет: как нам убить товарища полковника с наименьшими повреждениями мозговой ткани?

— Он еще и товарищ полковник?

— Разумеется, давно выбыл из рядов по причине естественной смерти… в каком году? В восемьдесят четвертом?

Колдун закивал. Кажется, он уже плавал в собственном ужасе.

— Цепляли на них погоны — будто марки на конверт клеили, — сказал Альберт с досадой. — Вон, таскается у нас один — всего-то и умеет, что Алена Делона вызывать, а уже генерал… Так какие ваши рекомендации, доктор?

— Покопаюсь в аптечке, — сказал я. — Подберем что-нибудь… А если просто кровь выпустить? Он же именно это практиковал?

— Да, наверное, — прищурился Альберт. — Так сказать, подобное подобным…

— Панкратов говорил, что возьмет его любым, живым или мертвым — все равно. Судя по всему, подобного рода смерть для них не значит ни черта. Равна простуде. Я ведь прав? — Крис посмотрел на Ященко. Тот сумрачно кивнул. — Так что будем делать?

На кухне вдруг засмеялись, Альберт досадливо поморщился. Потом из кухни появился какой-то совершенно лишенный растительности человек с кейсом — похоже, тем самым, который мы вылавливали еще в Талды-Кургане. Человек приветливо мне кивнул, и я вдруг узнал в нем охранника Пашу…

— Вот, — сказал он. — Можно опробовать.

— А смех почему?

— Предыдущие записи слушаем. Там такое.

— Отставить. Отмотать на начало, скопировать, оригинал и копию мне. Ясно?

— Так точно. Разрешите идти?

— Идите.

Паша четко повернулся налево кругом и скрылся.

Альберт положил руку на кейс и стал смотреть на Ященко. А у того лицо вдруг как-то обмякло и растеклось. Заблестели слезы. Губы зашевелились.

— Я ведь тебя… — и сглотнул, Коломиец приподнялся было, но Альберт движением пальца показал: не надо. — Я тебя… маленького, вот такого… а потом? считай, до генерала и довел…

— Я знаю, — сказал Альберт.

— Алик, — сказал Крис, — давай: только я. Меня он до генерала не доводил, мне проще.

— Тебе я жизнь спас… эти обезьянки из тебя такое бы фрикасе сделали…

— А я иной раз думаю: на хрена? Лучше бы меня замочили тогда. Баллада о неизвестном джазисте… Куда бы приличнее стал сюжет, чем то, что получилось. Ты мне жизнь спас, ты ее и обгадил всю. Живу, как пидор… вон, перед Иваном стыдно…

— Это вы о чем? — спросил я.

— Хлопцы, не нужно, — быстро сказал Коломиец. — Он специально вас на тему завел.

— Да ладно, теперь уж чего… Тем более нашелся тот майор. Так и так Иван бы все узнал…

— Какой майор?

Это спросили одновременно и я, и Ященко. Но Ященко тут же понял, а я конечно же нет. Но он понял. И сказал с ужасом:

— Этого не может быть… Крис убито пожал плечами.

— Здесь что-то нечисто…

Крис усмехнулся — очень даже сардонически.

— О чем вообще речь? — встрял я. Коломиец замычал, как от зубной боли. Даже за щеку взялся.

Крис тоже поморщился, но как-то по-другому.

И начал:

— Это было в семьдесят пятом году…

Марков посветил фонарем.

— И здесь тоже…

Он спрыгнул вниз, Терешков подхватил его, удержал от падения.

— По крайней мере три вагона с гробами, — сказал Марков. — Наверняка и остальные…

— Теперь бы найти место, где спрятаться, — сказал Терешков.

— Разве что на платформе, под брезентом. — Марков был непреклонен.

— Еще есть время поискать что-то получше. Он оказался и прав, и не прав. Дверь одного из вагонов оказалась незапертой, но гробы — штабель под потолок — хранили в себе такой мощный запас подземного холода, что уже через полчаса Марков начал стучать зубами. Он хотел выскочить наружу и погреться, но по телу поезда пробежала громыхающая волна, и вагон тронулся…

— Дурак ты, Крис, — сказал доктор. — Хорошо же ты обо мне думал.

— Дурак, — с легкостью согласился Крис.