Гиперборейские тайны Руси

Подробности (исключительно интересные) намеренно опускаю. Для меня важно другое: в русской сказке о Борме Ярыжке закодирована информация и о стародавних временах отечественной истории, и об эпохе, когда языки и культуры были не только сближенными, но и общими[6]. Речь идет о так называемых исторических корнях фольклора в целом и волшебной сказки в частности. Что следует вообще считать таковыми и на какую историческую глубину уходят эти «корни»? Непререкаемым авторитетом по данной проблеме считается выдающийся теоретик фольклористики Владимир Яковлевич Пропп (1895–1970), у него даже есть книга под названием «Исторические корни волшебной сказки», неоднократно переиздававшаяся и переведенная на многие иностранные языки.

Несмотря на привлекательное и почти что магически притягательное название, читатель никаких собственно исторических корней у Проппа не найдет. Ибо под таковыми питерский ученый понимал некое социальное надстроечное явление (чисто духовного порядка), обусловленное исторической действительностью (рассмотренной в этаком абстрактном гегельянском плане) и материальным способом производства (в соответствии с Марксовой доктриной), что и обусловливает «всемирное сходство фольклорных сюжетов»[7]. К тому же Проппова монография является типичным образцом структуралистского подхода к изучаемым явлениям – одного из самых бессодержательных и неконструктивных в философско-методологическом плане. Единственным результатом этого «ужасно модного» и популярного в ХХ веке метода является «раскладывание по полочкам» (а у каждого структуралиста конечно же своя модель и последовательность) результатов теоретического анализа.

В.Я. Пропп применил структурный метод к исследованию фольклорной проблематики безукоризненно четко и с филигранной точностью. Одним из результатов и явились «Исторические корни волшебной сказки». Еще более показательна в плане бессодержательных абстракций и структурирования другая, не менее известная монография ученого – «Морфология сказки». Единственно, что извиняет такой подход и его результаты: Проппу пришлось заниматься теоретическими изысканиями в области волшебных сказок в эпоху, когда подобное научное творчество в данной области, мягко говоря, не поощрялось и, уж совсем определенно, не поддерживалось. Поэтому и приходилось либо излагать свои идеи эзоповым языком или в намеренно абстрактной форме, либо вообще обходить некоторые «щекотливые вопросы». Впрочем, утверждать, что это в полной мере можно отнести к В.Я. Проппу, не берусь. Скорее всего, он был убежденным сторонником того, о чем писал.

Я уже не раз высказывал свою точку зрения на исторические корни фольклора в целом и былинно-сказочных сюжетов в частности. Прежде всего, под «корнями» я понимаю те исторические и иные объективные реалии, которые скрываются за фольклорными сюжетами, образами и мифологемами. Способ производства, безусловно, имеет отношение к их формированию и развитию, но, как говорится, только в конечном счете и далеко не в том прямолинейном плане, как это доказывал, к примеру, Пропп. Явления духовной и психической жизни имеют одинаковую природу в любой социально-экономической формации, и способ производства не может оказывать на них непосредственное воздействие на биосферном или ноосферном уровне, то есть на молекулярно-клеточном, атомно-полевом или информационно-энергетическим. Механизм здесь один и тот же для всех эпох, культур и народов. Мифологические доминанты, естественно, имеют социальное происхождение, но также имеют специфические закономерности своей живучести и влияния на людей: какая-нибудь экстремистская секта может распространить свои дремучие идеи со скоростью степного пожара и независимо от того, в условиях какого способа производства она начала свою деятельность.

Точно так же и с мифологией. Она – прежде всего, явление ноосферного порядка, а потом уже все остальное. Ее природа более реальна, чем иные абстракции, сюжеты и образы формируются независимо от общего хода вещей и лишь потом вливаются в общий и социально обусловленный поток, подобно мозаике образуя элементы народной души, той самой, о которой так хорошо сказал Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954):

«Все эти сказки и былины говорят о какой-то неведомой общечеловеческой душе. В создании их участвовал не один только русский народ. Нет, я имею перед собою не национальную душу, а всемирную, стихийную…».