Гиперион

Прошло уже более века с тех пор, как старик Владимир Шолохов, эмигрант со Старой Земли, крупный знаток чешуекрылых и конструктор электромагнитных летательных аппаратов, вручную изготовил первый ковер-самолет для своей прелестной юной племянницы с Земли Новой. Легенда гласит, что племянница презрела дядюшкин подарок, но лет двадцать спустя игрушка стала невероятно популярной, главным образом среди богатых взрослых, и продолжалось это до тех пор, пока ее не запретили на большинстве планет Гегемонии. Опасные в обращении, потребляющие прорву экранированных монокристаллических волокон, постоянно ускользающие из-под бдительного ока служб контроля воздушного движения, ковры-самолеты вскоре остались лишь в детских сказках да на музейных стендах, а также в нескольких колониальных мирах.

— Он, наверно, стоил кучу денег, — сказал я.

— Тридцать марок, — ответил Майк и устроился в центре ковра. — Старик торговец на Карвнельской ярмарке думал, что он вообще ничего не стоит. Он и не стоил... для него. Я протащил его на корабль, подключил питание, перепрограммировал инерционные чипы и... Прошу!

Майк погладил замысловатый узор, ковер расправился и приподнялся над поверхностью площадки сантиметров на пятнадцать.

Я взглянул на Майка с сомнением.

— Ладно, — сказал я. — А что будет, если...

— Никаких «если». — Майк нетерпеливо хлопнул по ковру позади себя. — Батареи заряжены. Управлять ковром я умею. Так что садись сюда, а не хочешь, не садись. Нет, серьезно, нам нужно улететь отсюда, пока шторм далеко.

— Но я не...

— Ну, хватит, Мерри! Решайся же, я тороплюсь.

Я поколебался еще мгновение. Если нас застукают, меня тут же вышвырнут с корабля. А корабль — это моя жизнь. Я сам так решил, подписывая контракт на восемь рейсов на Мауи-Обетованную. Мало того: от цивилизации меня отделяло две сотни световых лет, или пять с половиной объективных лет полета в спин-режиме. Даже если нас отвезут назад, в пространство Гегемонии, мы найдем наших друзей и родственников состарившимися на одиннадцать лет. Разрыв во времени невосполним.

Взобравшись на парящий ковер, я кое-как примостился позади Майка. Он поставил между нами рюкзак, велел мне покрепче держаться и принялся нажимать на сенсоры. Ковер поднялся на пять метров над площадкой, скользнул влево — и помчался над неведомым океаном. А в трехстах метрах под нами в сгущающейся тьме белел прибой. Поднявшись еще выше над бушующими волнами, мы направились на север, в кромешную ночную тьму.

Так решения, принятые за считанные секунды, определяют всю дальнейшую жизнь.

Я вспоминаю разговор с Сири во время нашего второго Единения — вскоре после того, как мы перебрались в виллу на берегу у Фиварона. Мы гуляли по пляжу. Алон остался в городе, под присмотром Магрит. Это было разумно. Я чувствовал себя неуютно в присутствии этого мальчика. Только глубокая серьезность его зеленых глаз, только тревожащее сходство темных кудрявых волос и вздернутого носа с моими собственными связывали его в моем сознании с нами... со мной. Да еще быстрая насмешливая улыбка, которую он старался скрыть от Сири, выслушивая ее замечания. Такой скептической, осторожной и ироничной улыбки трудно ожидать от десятилетнего мальчика. Я хорошо знал ее. Раньше я думал, что она приходит с возрастом, а не наследуется.

— Ты знаешь очень мало, — сказала Сири. Сбросив башмаки, она подбежала к неглубокому озерцу, оставленному на пляже приливом, и зашагала прямо по воде. Время от времени она подбирала тонкие раковины в форме валторны, но, обнаружив в них какой-нибудь дефект, бросала обратно в мутную воду.

— Меня научили многим вещам, — возразил я.

— Конечно, Мерри, тебя многому научили, — согласилась Сири. — И ты наверняка был хорошим учеником. Но знаешь ты очень мало.

Рассердившись, я отвернулся и молча пошел рядом с ней. Вытащив из песка кусок белой лавы, я швырнул его в море. На востоке, у самого горизонта громоздились тучи. Я испытывал острое желание вернуться на корабль. В этот раз мне вообще не хотелось спускаться на планету, и сейчас я убедился, что был прав. Это было мое третье посещение Мауи-Обетованной, второе Единение, как называли наши встречи поэты и здешние жители. Через пять месяцев мне должен был исполниться двадцать один стандартный год. Сири три недели назад отпраздновала свой тридцать седьмой день рождения.

— Я побывал во многих местах, которых ты никогда не видела, — сказал я наконец, и сам почувствовал, как по-детски это прозвучало.

— Да, да! — Сири захлопала в ладоши и оживилась. В этот миг я увидел другую, прежнюю Сири: юную девушку, о которой мечтал долгие девять месяцев пути туда и обратно. А затем этот образ оттеснила суровая реальность: сменившая длинные волосы короткая стрижка, морщинки на шее и лиловые жилки, проступившие сквозь кожу так любимых когда-то мною рук.