Гиперион

Сол поставил бокал и посмотрел на дочь. Ее лицо снова округлилось и стало не таким взрослым. И даже более красивым.

– Я хочу сказать, что верю _э_т_о_м_у_, – продолжала она с нервным смешком. – Вряд ли ты и мама могли так жестоко подшутить надо мной. И к тому же ваш… возраст… всякие события и все вокруг. Я знаю, что все это на самом деле, но я _н_е _в_е_р_ю_ этому. Ты понимаешь меня, отец?

– Да, – ответил Сол.

– Я проснулась сегодня утром и подумала: "Ничего себе, завтра экзамен по палеонтологии, а я еще учебник не открывала". Мне очень хотелось проучить Роджера Шермана… он считает себя таким умником.

Сол отпил виски.

– Роджер три года тому назад погиб в авиакатастрофе южней Буссарда, – сказал он. Он ни за что бы об этом не заговорил, если бы не виски, но рано или поздно он должен понять, существует ли Рахиль внутри Рахили.

– Я знаю, – отозвалась Рахиль и уткнулась подбородком в колени. – Я ведь перебрала всех, кого знала. Грэм умер. Профессор Эйкхард больше не читает лекций. Ники вышла замуж за какого-то… коммивояжера. За четыре года многое произошло.

– Больше чем за одиннадцать лет, – поправил ее Сол. – Слетав на Гиперион и обратно, ты отстала от нас, не покидавших планеты, на шесть лет.

– Но это же нормально! – выкрикнула вдруг Рахиль. – Люди все время путешествуют вне Сети. И приспосабливаются.

Сол кивнул.

– Но здесь все иначе, детка.

Рахиль невесело улыбнулась и допила свое виски.

– Ты очень сдержанно выразился. – Отставленный ею бокал громко стукнул. – Послушай, вот что я решила. Я провела двое суток и даже больше, изучая все, что она… что я… приготовила, чтобы дать мне возможность узнать, что случилось раньше, что сейчас происходит, и… никакого толку.

Сол сидел не шевелясь, даже перестал дышать.

– Я хочу сказать, – продолжила Рахиль, – что становлюсь моложе с каждым днем, теряю память о людях, с которыми даже еще не встречалась…

ну, а дальше что? Я так и буду становиться все меньше, и все моложе, и все бестолковей, а потом в один прекрасный день просто исчезну? Папа, Господи, – Рахиль еще крепче обхватила колени руками, – тебе не кажется, что это даже смешно, только… странновато?

– Нет, – тихо ответил Сол.

– Ну, конечно, нет. – Глаза Рахили, всегда большие и темные, увлажнились. – Представляю, какой это кошмар для мамы и для тебя. Каждый день вы смотрите, как я спускаюсь вниз по лестнице… в смятении… Ведь я просыпаюсь с воспоминаниями вчерашнего дня, слышу, как мой собственный голос говорит мне, что вчерашний день был годы назад. Что у меня был роман с каким-то парнем по имени Амелио…

– Мелио, – прошептал Сол.

– Какая разница? Это все не помогает, вот в чем дело, папа. К тому времени, когда я начинаю наконец что-то усваивать, меня уже тянет в сон от усталости. А потом… Ну, ты же знаешь, что происходит потом.

– Что… – начал Сол и замолчал. Потом кое-как выдавил из себя: – Что ты хочешь, чтобы мы сделали, малыш?

Рахиль посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Это была та самая улыбка, которой она одаряла его, начиная с пятинедельного возраста.

– Не говори мне об этом, отец, – сказала она твердо. – И не позволяй мне говорить об этом самой себе. Это только причиняет боль. Все это было не со мной… – Она замолкла и провела рукой по лбу. – Ты понимаешь, что я имею в виду, папа? Та Рахиль, которая отправилась на другую планету, и влюбилась, и попала в катастрофу… это была другая Рахиль! Я не хочу переносить ее боль. – Она заплакала. – Ты понимаешь? Понимаешь, папа?

– Да, – ответил Сол. Он обнял ее и ощутил тепло ее тела, влагу ее слез. – Да, понимаю.

В следующем году с Гипериона чуть ли не каждый день начали приходить мультиграммы, но все они носили отрицательный характер. Природа и источник антиэнтропийных полей не установлены. Активность временных приливов в районе Сфинкса в обычных пределах. Эксперименты с лабораторными животными в приливных районах и вокруг них привели к внезапной гибели некоторых животных, но болезни Мерлина не обнаружили ни у одного. Каждое сообщение Мелио заканчивал словами: "Передайте Рахили, что я ее люблю!"

Деньги, полученные от Рейхсуниверситета, Сол и Сара использовали, чтобы пройти частичную поульсенизацию в Буссард-Сити. Они были уже слишком стары, чтобы эта процедура продлила их жизнь еще на один век, зато внешне супруги сейчас выглядели скорее пятидесятилетними, чем семидесятилетними.

Они изучили старые семейные фотографии и пришли к выводу, что подобрать костюмы, какие они носили полтора десятка лет назад, не составит особого труда.

Шестнадцатилетняя Рахиль сбежала по лестнице со своим комлогом, настроенным на радиостанцию колледжа.

– Мне сегодня рисовую кашу. Можно?

– Ты и так ее ешь каждое утро, – улыбнулась Сара.

– Да. – Рахиль тоже улыбнулась. – Я просто подумала, а вдруг ты ее не сварила или уж не знаю что. Я слышала телефонный звонок. Это Ники?

– Нет, – ответил Сол.

– Черт, – вырвалось у Рахили, и она испуганно взглянула на родителей.

– Простите, она ведь обещала позвонить, как только станут известны результаты. После консультации прошло уже три недели. Мне кажется, я слышала что-то такое.