Мне оставалось лишь кричать. Я чувствовала, как холодные когти вцепились в нас и тянут вниз, обратно, в хаос яростного света и шума. То ли ВВ пользовался какой-то особой программой, то ли знал некую колдовскую формулу, но пока что ему удавалось отбиваться. Однако силы его были на исходе. Удары противника все чаще достигали цели, хотя доставалось не мне – их принимал на себя ВВ, точнее, его матричный аналог.
Мы тонули. Какие-то неодолимые силы тянули нас назад. И вдруг я ощутила присутствие Джонни – словно большая, сильная рука ухватила нас, подняла и пронесла сквозь стену периферии. А долю секунды спустя пятно сжалось в точку, перерезав дорогу, по которой мы уходили в реальный мир.
Защитное поле клацнуло у нас за спиной, будто стальные челюсти.
Мы неслись по каналам связи, обгоняя киберпространственных курьеров и других аналогов людей-операторов – так ТМП пролетает мимо запряженных волами повозок. У ворот в Медленное Время как всегда толпились возвращавшиеся аналоги, и мы помчались сквозь эту толчею немыслимыми четырехмерными прыжками.
Я почувствовала приступ тошноты, неизбежный при выходе в реальный мир. Свет обжег мне сетчатку. Это был _н_а_с_т_о_я_щ_и_й_ свет. А потом нахлынула боль. Я повалилась на пульт и застонала.
– Пошли, Ламия. – Это был Джонни или кто-то очень похожий на Джонни.
Он помог мне встать и повел к двери.
– ВВ! – вырвалось у меня.
– Нет.
Превозмогая боль, я на мгновение разлепила веки и сразу все поняла.
ВВ Сурбринер распластался на пульте. Шляпа свалилась и откатилась в сторону. Голова ВВ лопнула, забрызгав консоль серым и красным. Из открытого рта текла густая белая пена, а глаза словно бы расплавились.
Джонни подхватил меня, не дав упасть.
– Мы должны уходить, – прошептал он – Они могут явиться в любую секунду.
Я закрыла глаза и позволила ему увести меня.
Меня разбудил тусклый красноватый свет и звук ка лающей воды. Воняло помойкой, плесенью и озоном – очевидно, рядом проходили открытые волоконно-оптические кабели. Я приоткрыла один глаз.
Мы находились в низком помещении, больше похожем на пещеру, чем на комнату С растрескавшегося потолка свисали кабели. На покрытом слизью кафельном полу стояли лужи. Красноватый свет шел откуда-то снаружи – по-видимому, из технической шахты или автотуннеля. Я тихо застонала.
Джонни был рядом. Он поднялся с импровизированного ложа, которое соорудил из одеял, и направился ко мне. На лице у него я заметила, по крайней мере, одну свежую царапину, и все оно было перемазано чем-то черным – то ли смазкой, то ли просто грязью.
– Где мы?
Он погладил меня по щеке, а другой рукой обнял за плечи и помог сесть. Эта конура закачалась у меня перед глазами, и я с трудом подавила позыв к рвоте. Джонни подал мне пластмассовый стаканчик и помог напиться.
– Улей Дрегс, – сказал он.
Хотя я и не совсем пришла в себя, но сразу все поняла. Дрегс – это пожалуй, самая глубокая яма на Лузусе, ничейная территория. В здешних норах и туннелях нелегально проживает чуть ли не половина всей швали Гегемонии. Именно здесь, в Дрегсе, меня несколько лет назад подстрелили. С тех пор мой левый бок украшает широкий шрам от лазерного ожога.
Я вернула стаканчик Джонни и попросила еще воды. Он направился к стоявшему в углу стальному термосу, а я полезла в карман и запаниковала – отцовского пистолета не было на месте! Потом я разглядела, что пистолет торчит у Джонни за поясом, тут же успокоилась и с жадностью осушила второй стакан.
– Что с ВВ? – спросила я в отчаянной надежде, что случившееся – лишь ужасная галлюцинация.
Джонни молча покачал головой.
– Такой защиты никто не ожидал. ВВ блестяще преодолел периферию, но оказался бессилен перед омега-фатами Техно-Центра. Эхо сражения слышала чуть ли не половина операторов. ВВ уже сейчас – легенда.
– Обалдеть! – Я неудержимо расхохоталась, и смех мой был подозрительно похож на плач. – Легенда! ВВ погиб – понимаешь ты это или нет? Из-за какой-то ерунды!
Джонни крепко обнял меня.
– Нет, Ламия, не из-за ерунды. Он осуществил захват. И успел передать эти данные мне.
Я сумела сесть прямо и посмотрела на Джонни. Внешне он казался прежним – те же кроткие глаза, те же волосы, тот же голос. Но что-то неуловимо изменилось, стало другим, более глубоким. Более… человеческим?
– Ты… ты превратился…
– В человека? – Джон Китс улыбнулся мне. – Да, Ламия. Или стал настолько близок к человеку, насколько это вообще возможно для существа, рожденного в Техно-Центре.
– Но ты помнишь меня, ВВ – все, что случилось?
– Да. И еще помню, как впервые прочел Гомера в переводе Чапмена. И глаза моего брата Тома, когда по ночам он исходил кровью. И голос Северна, когда он утешал меня, а я был слишком слаб, чтобы посмотреть в глаза судьбе. И нашу ночь на Пьяцца ди Спанья, когда я коснулся твоих губ и вообразил, что целую Фанни. Я все помню, Ламия.
В первую секунду я испытала растерянность, потом боль… Но вот он коснулся ладонью моей щеки, он прикоснулся ко _м_н_е_, и я поняла: для него нет никого, кроме меня. Я закрыла глаза.
– Почему мы здесь? – прошептала я, уткнувшись в его рубашку.