Гиперпанк Безза… Книга первая

– А теперь, что? – вдруг спрашивает Репер. А Аэлита из-за того, что немного зациклилась на аналитическом разборе последних сказанных Репером слов, без нового анализа изменившейся впереди обстановки, на основе только ранее полученных данных даёт свой ответ. – Можешь идти куда шёл, а можешь и не идти. – С какой-то прямо язвительностью, как это слышится почему-то Реперу, даёт свой ответ Аэлита. А учитывая то место, по направлению к которому близко находится Репер, то он решает не акцентировать внимание Аэлиты на своих потребностях и желаниях сюда прийти.

– Нечего тут пререкаться. – Даёт ответ Репер, и дальше уже все его движения механичны и отлажены до чёткости, и всё это при полной тишине с его стороны. И лишь только тогда, когда он сперва занял свободную кабинку, а затем как был, в штанах и при костюме, сел на крышку сливного устройства аппарата единения множество людей с разными и бывает что и противоположными взглядами, где, наконец-то, их разноголосица приходит к единому мнению, Репер обратился к Аэлите с несколько странными выводами из прежнего её анализа Лик-беза. Вот о ком он всё это время не забывал и думал, о чём бы Аэлита никогда не подумала, когда смотрела на то, через что Реперу пришлось пройти, сжимая крепко свои зубы и нос, плюс держа в готовности свои кулаки, чтобы достичь этого пункта назначения.

А переступать Реперу пришлось через многое, и прежде всего через общественное начало и содержание этого места, построенного на принципах монотипной сознательности, не предвзятости друг к другу и понимания физиологических особенностей строения организма и интеллекта результирующего себя и свой вынос индивидуума.

И первое, что встало перед лицом Репера при входе в это помещение там людей, объединённых одной общей собственно идеей, – и как бы не говорили, что она им была принудительно навязана, они всё же сами к ней пришли, с опорой на естественные причины и основания, – так это полная открытость этого специализированного помещения для всех желающих сюда зайти. А что демонстрировало эту открытость, то всё просто – отсутствие этого рудимента угнетённого и закрепощённого прошлого, дверей.

Правда, проектировщики этого специализированного помещения, ещё неполностью отреклись от этого заклятого сегодня прошлого, и неся в себе остаточные комплексы ложных взглядов на свободы человека, создали вот такое следствие того, то, что вышло наружу в этом проекте входа в это помещение идейных и сообразительных людей. А именно уклончивость от прямого ответа мысли проектировщиков. Кто с помощью стен, перекрывающих проход и друг друга, сделал вход не прямолинейным, а с поворотными изгибами, что в итоге свело на нет всю заложенную в этот принцип входа идею – быть полностью открытым для всех. И вот из-за таких скрытных вредителей прогресс и пробуксовывает. Но его всё равно не остановить, а на этих несознательных личностей есть люди из комитета свобод без ограничений.

И им, людям Ломам из комитета свобод (а там все и только такие), одного взгляда на этот архитектурный нонконформизм, стоящего с прямо противоположных позиций к движению свобод, будет достаточно, чтобы понять, что эти архитекторы-ретрограды тут задумали – с постоянством собой напоминать человеку, так и стремящемуся освободиться от давления на себя своего естества и бытия, о том, что как бы он не пытался от всего освободиться, он всё равно будет ограничен в чём-то, хотя бы собой и этой стеной.

И хотя то, что металлические двери, которые раньше всех тут стыдили своим нахождением здесь и тем, чтобы это могло значить, как многими могло бы подуматься и прийти в голову, были буквально сразу, как только пришла на ум владельцам этого заведения директива комитета свобод, отнесены в рудимент непрогрессивного прошлого – в пункт металлического приёма, ещё живущего за счёт людского пристрастия к прошлому, антиквариату, всё же это не избавило Ломов из комитета от других забот и вставших перед ними буквально сразу новых вопросов. Где на самом первом месте стоял следующий вопрос-дилемма: «А что делать с этими дверьми, ведущими в отдельные кабинки и прикрывающими собой личные свободы индивидуума?».

Ведь если их с корнями вырвать, то не выявиться ли такой парадокс, что они через такое раскрытие всего и всяческое не препятствие туда входу, тем самым ограничивают свободу на самовыражения личного я, его права на уединение и волеизъявление индивида. Где некоторые ехидные системные личности без стыда и совести, те, кто дошёл до самой высшей степени свободы, и с ними бывает, что они от головокружения свободами всем этим злоупотребляют и считают, что этот парадокс будет лучше назвать оксюмороном бесценной свободы. При этом у них есть и здравые мысли по этому, этому и поэтому(!) тоже.