Читаем Гипно Некро Спам полностью

– Да, – кивнула официантка, – старые. Говорят, им сто лет. Ресторану сто лет и подсвечникам.

– Больше! – громко сказал повар в большое незастекленное окно, соединяющее кухню и бар. Алина, Павел и Светка видели Мишу Рожкова, вытирающего руки о большое полотенце, висящее на крючке. Он отпустил махровую ткань, помахал для верности кистями в воздухе и спросил, доставая пачку сигарет из нагрудного кармана:

– Горячее сразу?

– Нет, – сказал Павел и обернулся к Алине.

– Я сейчас.

Он наклонился и вдруг вышел из-за стойки с большим черным чемоданом.

– Я вернусь ровно через пять минут, – сказал он и исчез где-то в кухне. Официантка, двигая одними лишь глазами и не шевеля при этом ни одной частью тела или мускулом лица, оглядела Алину с ног до переносицы. Развернулась и ушла. Тоже куда-то в сторону кухни. Алина произвела визуальную ревизию официантского тыла. От ступней до прически.

«Четыре», – подумала она. И тут же увидела Павла.

«Пять», – подумала она.

Он стоял возле стола, в пятне, и смотрел на нее. На Павле был черный длинный пиджак.

«Сюртук, – подумала Алина, – сюртук, белая рубашка, черные брюки и черные туфли».

– Хо-хо! – сказала она вслух.

– Так делает Ваша сестра? – сказал Павел и пошел в ее сторону. – Логическая Ева Браун?

Алина усмехнулась. Павел подошел к ней совсем близко и слегка наклонился:

– Позвольте?..

Алина, помедлив, взяла его под руку. Так, чувствуя легкие прикосновения друг друга где-то в районе ребер, они не спеша двинулись в сторону двери. Словно прогуливаясь по диагонали от бара к выходу/входу.

– Итак, – сказал Павел, – а есть такие вещи, о которых родные сестры Алина и Ева Браун никогда не будут разговаривать?

– Логическая?

– Логическая Ева Браун, да.

– Никогда об этом не задумывалась.

Они шли, оставляя пять подсвечников где-то слева и сзaди. Неровные огромные тени, идущие под руку друг с другом, устилали паркет под их ногами и шевелились на стене. На большой двустворчатой двери, к которой они приближались.

– А можешь задуматься? – спросил Павел, останавливаясь и мягко высвобождая свой локоть. Они оказались лицом друг к другу.

– Могу. О чем? – спросила Алина.

– О том, чтобы ты никогда в жизни не сказала никому. Даже родной сестре.

Алина посмотрела на верхнюю пуговицу его рубашки. Медленно пожала плечами.

– Алина, – сказал он, вдруг сделав свой голос на деление громче, – позволь представить тебе Татьяну. – Женщины с ее внешностью и телом очень просто могут устроить свою жизнь в этом мире таким образом, чтобы быть а) ни в чем не нуждающимися и б) счастливыми.

Павел вздохнул. Продолжил:

– Если же Татьяна а) несчастлива и б) в чем-то нуждается, она стоит за этой дверью.

И Павел сделал два больших быстрых шага. И взялся за большую латунную ручку.


И вот все за столом.

Павел.

Алина.

Татьяна.

Андрей Продан.

И его сын Петр. Из недр правого кармана слышится тонкий писк и шуршание. Петр лезет в теплую глубину и достает мобильник. Смотрит на узкий черно-белый дисплей. Потом на отца, сидящего рядом. Потом на Павла. Все смотрят.

На стол.

На два пустых места.

Друг на друга.

На Татьяну, которая говорит:

– Я собираю магнитики. На холодильнике. У меня их тридцать восемь.

– Ну… – сказал Павел, – что-то типа этого для начала. Я, например, собрал всего Тома Уэйтса. В виниле.

– Что такое «томуэйтс»? – спросила Татьяна.

Павел улыбался. Смотрел на нее. Сказал:

– Музыка, – и сразу перестал. Улыбаться. Перевел взгляд на Алину. Та приподняла левую бровь. Спросила:

– Сейчас? – телефон в кармане Петра Продана издал писк и шуршание. Петр посмотрел на узкий черно-белый дисплей.

– Сейчас? – спросила Алина.

Павел кивнул.

Алина:

– Девять лет подряд, с середины апреля по начало лета, у меня гноилась рука. Левая кисть. То место, где большой палец начинается как большой палец. Этот треугольник между ним и указательным. Девять лет подряд прямо посередине Весны. Это место на руке краснело. Потом опухало. Потом в нем начинал зреть корень гноя. Прорастал и лопался, и болел нестерпимо примерно с неделю, прямо посреди мая. Девять лет подряд. Мама водила к «знакомым» и «хорошим» докторам. Руку осматривали. Фотографировали рентгеном. Показывали какой-то бабке с поселка Административный. Рука начинала гноить в апреле и заживала обратно в первых числах июня. Ежегодно. Девять лет подряд.

Однажды в прошлом году Алина, удолбаная в анабиоз мега дозой «лгинов», «деинов» и «теинов», лежала в глубоком икеевском кресле и смотрела вторую серию «Гостьи из будущего» в DVD качестве. Когда пошли начальные титры и музыка, она вколола в кисть левой руки куб новокаина.

– Встаньте в круг! – сказал строгий голос с экрана.

Алина увидела на стене, прямо напротив себя, оранжевый круг. Она, нарушая все законы гравитации, плавно встала из кресла. Словно перетекла из положения «сидя» в положение «стоя». Она сделала несколько шагов по полу, два шага по стене и почувствовала оранжевый холод круга голыми подошвами.

– Возьмитесь за поручни, – сказал телевизор. Алина увидела поручни. Взялась за них.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза