Гипнотизер

– Его зовут Фредрик Стенсунд. Производит впечатление приятного человека, но вылезать из теплого кабинета не собирается.

– Они знают, что делают.

– Не обманывайте меня, – тихо попросил Эрик.

– Вряд ли я смогу взять это дело, – тяжело вздохнул Йона. – Оно совсем не в моей компетенции. Но я попробую вам помочь. Пожалуйста, сядьте и подумайте, кто мог забрать Беньямина. Это мог оказаться кто-то, кто просто увидел вашу фотографию в газете. Но может быть, и кто-то, кого вы знаете. Если вам некого подозревать, то и дела никакого нет, ничего нет. Думайте, вспоминайте всю свою жизнь снова и снова – всех, кого вы знаете, всех, кого знает Симоне, всех, кого знает Беньямин. Переберите соседей, родственников, коллег, пациентов, конкурентов, друзей. Кто-нибудь угрожал вам? Угрожал Беньямину? Попытайтесь вспомнить. Преступление могло быть спонтанным, а могло планироваться долгие годы. Думайте очень-очень внимательно, Эрик. Потом позвоните.

Эрик открыл было рот, чтобы еще раз попросить Йону взять дело, но не успел ничего сказать – в трубке щелкнуло. Он сидел в машине и воспаленными глазами смотрел на проносящиеся мимо автомобили.

Глава 34

Ночь на пятнадцатое декабря

В кабинете, где он ночевал, было темно и холодно. Эрик сбросил ботинки; когда он раздевался, от верхней одежды пахло влажной зеленью. Дрожа, он вскипятил на плитке воду, заварил чай, принял две таблетки сильного болеутоляющего и сел за письменный стол. Уставился в густую черную темноту за стеклом, на свое отражение – тень в зеркале света. Кто так ненавидит меня, думал он. Кто завидует мне, кто хочет наказать меня, отнять у меня все, отнять жизнь, то, что живет во мне, кто хочет уничтожить меня?

Эрик поднялся, зажег свет и принялся ходить взад-вперед; остановился, потянулся за телефоном и опрокинул пластиковый стаканчик с водой на стол. Ручеек медленно потек к газете. Так и не собравшись с мыслями, Эрик набрал мобильный номер Симоне, оставил короткое сообщение о том, что хотел бы посмотреть компьютер Беньямина еще раз, и замолчал. Говорить дальше у него не было сил.

– Извини, – тихо сказал он и бросил телефон на стол.

В коридоре загрохотал лифт. Эрик услышал, как он прозвенел, как разъехались двери, потом раздался скрежет, словно кто-то протащил койку мимо его двери.

Таблетки начали действовать, и он почувствовал, как, словно горячее молоко, поднимается покой, воспоминания, почувствовал в себе движение – тянущую пустоту в животе, во всем теле. Словно упал с большой высоты через холодный прозрачный воздух в теплую, насыщенную кислородом воду.

– Ну давай, – сказал он сам себе.

Кто-то забрал Беньямина, сотворил такое со мной. Где-то в моей памяти должно быть окно, ведущее к этому, думал Эрик.

– Я найду тебя, – прошептал он.

Эрик смотрел на намокающую “Лекартиднинген”. На фотографии склонилась над письменным столом новый директор Каролинского института. От воды ее лицо расплылось и потемнело. Эрик хотел взять газету и обнаружил, что она приклеилась. Последний лист остался на столе – объявления и полустертый заголовок о конференции по всемирной охране здоровья. Эрик сел на стул и принялся было соскребать ногтем остатки газетного листа, но тут же замер, глядя на комбинацию букв: Э В А.

Из памяти выплеснулась длинная волна, полная отражений и граней, и возник отчетливый образ женщины, отказывающейся вернуть то, что она только что украла. Эрик знал, что ее зовут Эва. Напряженный рот, на узких губах капля пены. Женщина в гневе, оскорбленная, кричит ему: “Это вы украли! Вы, вы, вы! Какого черта вы говорите, что я у вас что-то украла? Каково мне, по-вашему?” Она закрывает лицо руками и говорит, что ненавидит его, повторяет снова и снова, наверное, сто раз подряд, а потом утихает. Белые щеки, покрасневшие веки; женщина смотрит на Эрика непонимающе и утомленно. Он помнит ее, понял, что хорошо ее помнит.

Эва Блау, подумал Эрик. Он знал, что совершил ошибку, согласившись лечить ее, знал с самого начала.

Это было много лет назад. Он тогда практиковал гипноз как мощную эффективную терапию. Эва Блау. Имя из другого времени. Он еще не покончил с гипнозом. Еще не пообещал, что никогда больше не будет гипнотизировать.

Он так истово верил в гипноз. Ведь он видел: если пациентов гипнотизировать в присутствии других пациентов, то посягательство на запретное, нарушение закона и ощущение своей неправильности у них будут не так крепко связаны. Станет труднее отрицать вину и проще лечить. Вина будет разделена, границы определений “преступник” и “жертва” размоются. Человек перестанет винить себя за произошедшее, если окажется в одной комнате с другими людьми, пережившими то же самое.