Гипнотизер

— А теперь рассказывай все, — спокойно велел он, выставляя на стол кружки. — Начинай с самого начала.

И Симоне подробно рассказала все, начиная с первой ночи, когда она проснулась от того, что в квартире кто-то был. Как она почуяла на кухне запах сигаретного дыма, как входная дверь оказалась открытой и как тусклый свет лился из холодильника и морозилки.

— А Эрик? — требовательно спросил Кеннет. — Что сделал Эрик?

Симоне поколебалась, потом взглянула отцу в глаза и ответила:

— Он мне не поверил… сказал, что кто-то из нас ходил во сне.

— Проклятье.

Симоне почувствовала, что у нее снова кривится лицо. Кеннет разлил кофе, записал что-то на бумажке и попросил продолжать.

Она рассказала об уколе, от которого проснулась прошлой ночью, о том, как вышла и услышала странные звуки из комнаты Беньямина.

— Что за звуки? — спросил Кеннет.

— Воркование, — поколебавшись, ответила Симоне. — Или бормотание. Не знаю.

— А потом?

— Я спросила, можно ли мне войти, потому что поняла, что там кто-то есть — кто-то, кто наклонился над Беньямином и…

— И?..

— Потом у меня ослабли ноги, перестали слушаться, я упала на пол и не могла двинуться. Лежала в коридоре на полу и смотрела, как Беньямина тащат из квартиры… Господи, его лицо, он был так напуган. Он звал меня, пытался до меня дотянуться. А я не могла пошевелиться.

Симоне сидела, уставившись перед собой.

— Еще что-нибудь помнишь?

— Что?

— Как он выглядел? Тот, кто пришел?

— Не знаю.

— Ты ничего не видела?

— Он странно двигался. Согнувшись, как будто у него что-то болит.

Кеннет сделал пометку и велел:

— Думай дальше.

— Пап, было темно.

— А Эрик? — спросил Кеннет. — Что делал Эрик?

— Спал.

— Спал?

Симоне кивнула.

— Он в последние годы принимал столько снотворного, — сказала она. — Спал в гостевой комнате и ничего не слышал.

Во взгляде Кеннета было столько презрения, что Симоне начала понимать, почему Эрик убрался из дому.

— Что за таблетки? — спросил Кеннет. — Как называются?

Симоне взяла отца за руку:

— Папа, Эрик тут ни при чем.

Он вырвал руку.

— Насилие над детьми почти всегда совершает кто-нибудь из членов семьи.

— Я знаю, но…

— А теперь посмотрим на факты, — спокойно перебил Кеннет. — У преступника отличные познания в медицине, а также доступ к лекарствам.

Симоне кивнула.

— Ты не видела, что Эрик спит в гостевой комнате?

— Дверь была закрыта.

— Но ты его не видела. Или видела? И ты не знаешь, принимал ли он снотворное вчера вечером.

Симоне была вынуждена признать, что не видела.

— Сиксан, я исхожу только из того, что мы знаем, — сказал отец. — А мы знаем, что ты не видела Эрика спящим. Может, он и спал в гостевой комнате, но мы об этом не знаем.

Кеннет поднялся, достал из буфета хлеб, из холодильника — сыр и колбасу. Сделал бутерброд с сыром и протянул Симоне.

Через несколько минут он кашлянул и спросил:

— Зачем Эрик открыл дверь Юсефу?

Симоне уставилась на отца:

— Что ты хочешь сказать?

— Если бы он так поступил, какая бы у него была на это причина?

— По-моему, это глупый разговор.

— Почему?

— Эрик любит Беньямина.

— Да, но, может быть, что-то пошло не так. Может, Эрик просто хотел поговорить с Юсефом, убедить его позвонить в полицию или…

— Папа, перестань, — попросила Симоне.

— Мы должны задавать себе такие вопросы, если хотим найти Беньямина.

Она кивнула с ощущением, будто лицо расползается на кусочки, а потом еле слышно произнесла:

— Может, Эрик подумал, что стучит кто-то другой.

— Кто?

— Мне кажется, у него было свидание с женщиной по имени Даниэлла, — сказала Симоне, стараясь не смотреть отцу в глаза.

Глава 25

Утро воскресенья, тринадцатое декабря, Люсия[11]

Симоне проснулась в пять утра. Наверное, Кеннет разобрал постель и уложил ее спать. Со слабой надеждой она направилась в комнату Беньямина, но это чувство улетучилось, как только Симоне дошла до порога.

Комната была покинута.

Симоне не расплакалась, но подумала, что все теперь имеет привкус слез и тревоги — так капля молока делает прозрачную воду мутной. Она старалась упорядочить мысли, не смея думать о Беньямине, не позволяя себе провалиться в страх.

На кухне горел свет.

Кеннет постелил на стол бумажную скатерть. Возле раковины стояло полицейское радио. Из аппарата доносился журчащий шум. Кеннет недолго постоял с отсутствующим видом, потом потер подбородок.

— Хорошо, что ты немножко поспала.

Симоне покачала головой.

— Сиксан?

— Да, — буркнула она, подошла к крану, набрала в ладони воды и ополоснула лицо. Вытерлась кухонным полотенцем и увидела свое отражение в окне. На улице было еще темно, но уже ощущался рассвет с его серебряной сеткой, морозным ветром и декабрьскими сумерками.

Кеннет написал что-то на листе бумаги, отодвинул его в сторону и сделал пометку в большом блокноте на пружинах. Симоне села на стул напротив отца и попыталась сообразить, куда Юсеф мог увезти Беньямина, как он мог попасть в их квартиру и почему он забрал именно Беньямина, а не кого-то другого.

— Счастливый сын, — прошептала она.

— Что?

— Нет, я так…