Федор пронесся мимо знаменитой скульптурной группы, изображавшей белорусских партизан с собакой. Пробежал на одном дыхании весь длинный эскалатор – благо, пассажиров на нем почти уже не было. И, почти что слыша дыхание своих преследователей, стал сбегать по лестнице, что вела к перрону – где, словно его поджидая, стоял поезд. Но – Демидов не одолел еще и половины спуска, когда увидел, что к лестнице снизу спешат еще трое милиционеров.
Демидов сделал разворот на сто восемьдесят градусов и побежал по лестнице вверх. Если бы при этом двое догонявших его милиционеров разошлись в стороны и взяли бы Федора «в клещи», его план, конечно, сорвался бы. Однако преследователи допустили кардинальную промашку: поспешили Федору навстречу почти что плечом к плечу.
И Демидов понял: вот он, его шанс. За полшага до столкновения со стражами порядка он резко вильнул вправо. И нанес удар мыском левого ботинка по голени того из милиционеров, который оказался к нему ближе. Одновременно с этим бедняга получил от Федора сильнейший толчок в бок, повалился прямо под ноги своему напарнику, и оба они кубарем покатились по лестнице вниз.
И Федор не стал смотреть, подхватили этих двоих или нет их товарищи внизу. Если до этого он бежал быстро, то теперь, рискуя довести себе до разрыва сердца, помчался как спринтер на олимпийской стометровке.
Пролетая мимо соцреалистических партизан с их знаменитым псом, Демидов взмолился мысленно: «Пожалуйста, пусть на станции будет поезд! И, если можно, пусть он следует в сторону центра! А я обязуюсь никогда больше никому не ломать носы и ноги…»
Впрочем, пробежав еще десяток метров, он на всякий случай сделал к своему обещанию добавление: «…без крайней необходимости».
И, к счастью для него, или наоборот, но его мольбы были услышаны. На «Белорусской»-радиальной стоял именно тот поезд, который Демидову был нужен. И с места этот состав тронулся до того, как на станцию прибыла тройка блюстителей порядка – в составе тех милиционеров, которые с лестницы не падали.
Демидов рухнул в вагоне на жесткое сиденье и всю дорогу до станции «Маяковская» только и делал, что пытался отдышаться. Он еще не ведал, что на станции имени великого пролетарского поэта его поджидают такие неприятности, в сравнении с которыми перспектива угодить за решетку представала сущим пустяком.
6
Милиционеры с «Белорусской» явно сообщили о Федоре своим коллегам с соседних станций. И на «Маяковской» Демидова уже встречали: по платформе взад-вперед прогуливались люди в темно-серой форме, двое – в одном направлении, один – в другом. Демидов заметил их, едва только поезд остановился. И почти тотчас одиночный блюститель порядка заметил его.
Но дальше всё происходило совсем не так, как можно было бы ожидать.
По идее тот милиционер, который обнаружил наличие
Впрочем, Федор не стал выяснять, станет «подземный милиционер» стрелять в него прямо в вагоне или не станет. Собравшись с силами, Демидов не
Ошибку свою Федор осознал только тогда, когда решил обернуться и взглянуть в лицо молодому человеку с пистолетом, который пошел за ним следом. Лицо милиционера выражало азарт, удовлетворение и – совершенное безумие.
И Федор впервые за всё время, что длилась эта погоня, ощутил неуверенность в себе. То ли от усталости, то ли от дурных предчувствий, которые нахлынули на него холодной волной. Вместо того, чтобы пойти к противоположной стороне перрона – где стоял поезд, рядом с которым, правда, находились два других милиционера, – Демидов зашагал в сторону выхода наверх. Но, хоть шел он быстро, его преследователь – с пистолетом наголо – ухитрился опередить его. И вынырнул прямо перед ним из-за великолепной колонны, зеркально сиявшей металлом и красневшей гранитом. Дуло его пистолета уперлось Федору – не в грудь, нет: в живот, чуть повыше пупка.
– Медленно – двигайся – вместе – со мной, – проговорил милиционер – разделяя слова, как если бы он обращался к человеку, едва знающему русский язык.
Демидов бросил на него мимолетный взгляд и понял: придется и впрямь идти вместе с ним. Выбора нет. Взгляд молодого человека казался не сфокусированным, как у новорожденного младенца. А костяшки пальцев, сжимавших рукоять табельного оружия, были в кровь разбиты – как будто молодой милиционер долго боксировал без перчаток или бил кулаком в стену.