Гипнотизер

— Да, но ведь ее слова — очевидная ложь, — взволнованно сказал я. — Никаких возможностей под гипнозом поместить в чью-то голову воспоминания не существует. Я могу подвести пациентов к воспоминанию, но не вложить это воспоминание им в голову… это как дверь. Я подвожу человека к дверям, но сам не могу их открыть.

Мильк серьезно посмотрел на меня.

— Одного только подозрения достаточно, чтобы закрыть ваше исследование. Так что вы понимаете, насколько все серьезно.

Я раздраженно дернул головой:

— Она рассказала о своем сыне вещи, которые я счел достаточно серьезными, чтобы связаться с социальными властями. То, что она отреагировала именно так…

Меня неожиданно перебил Ронни Йоханссон:

— Но здесь сказано, что у нее вообще нет детей.

Он постучал длинным пальцем по папке. Я громко фыркнул — и заслужил странный взгляд Лорентсон.

— Эрик, высокомерие в такой ситуации может вам только навредить, — тихо заметила она.

— А если кто-то врет в лицо? — зло улыбнулся я.

Анника перегнулась через стол и медленно произнесла:

— Эрик, у нее никогда не было детей.

— Не было?

— Нет.

В кабинете стало тихо.

Я смотрел, как пузырьки воздуха поднимаются на поверхность.

— Я не понимаю. Она продолжает жить в доме своего детства. — Я пытался успокоиться. — Все подробности совпадают, я не могу поверить…

— Можете не верить, — оборвал Мильк. — Вы допустили ошибку.

— Люди не могут так лгать под гипнозом.

— А если она не была под гипнозом?

— Да нет же, была, я замечаю это, лицо меняется.

— Теперь это не важно. Вред уже нанесен.

— Я не знаю, есть ли у нее дети, — продолжал я. — Не исключено, что она говорила о себе. Я не сталкивался с подобным, но, может быть, она таким образом переосмыслила собственные детские воспоминания.

Анника прервала меня:

— Возможно, вы и правы, но факт остается фактом: ваша пациентка совершила серьезную попытку самоубийства и обвиняет в этом вас. Предлагаем вам взять отпуск за свой счет, пока мы будем разбираться с этой историей.

Она вяло улыбнулась мне и мягко сказала:

— Я уверена, что все уладится. Но сейчас, на время расследования, вам надо отойти в сторону. Ни в коем случае нельзя допускать к этому делу газетчиков.

Я подумал о других своих пациентах — о Шарлотте, Мареке, Юсси, Сибель и Эве. Я не могу оставить их, передать кому-нибудь другому — они почувствуют себя разочарованными, обманутыми.

— Я не могу, — тихо сказал я. — И я нигде не ошибся.

Анника похлопала меня по руке:

— Все уладится. Лидия Эверс явно неуравновешенна, у нее полный сумбур в голове. Для нас сейчас самое важное — действовать строго по закону. Вы попросите освободить вас от проведения сеансов гипноза, пока мы будем давать внутреннюю оценку произошедшему. Эрик, мы знаем — вы хороший врач. Я уже говорила, что уверена — вы вернетесь к своей группе всего… — она пожала плечами, — …может быть, всего через полгода.

— Через полгода?

Я взволнованно вскочил.

— У меня пациенты, они рассчитывают на меня. Я не могу их бросить.

Мягкая улыбка Анники исчезла, словно кто-то задул свечу. Лицо стало замкнутым, в голосе зазвучали раздраженные нотки:

— Ваша пациентка потребовала немедленно запретить вашу деятельность. К тому же она заявила на вас в полицию. Для нас это не пустяки, мы вложили деньги в вашу работу, и если окажется, что исследование не достигло цели, нам придется принять меры.

Я не знал, что отвечать. Меня разбирал смех.

— Это какой-то абсурд, — только и смог сказать я.

И повернулся. Чтобы уйти отсюда.

— Эрик, — позвала Анника. — Вы действительно не понимаете, что вам дают шанс?

Я остановился.

— Но вы же не верите в болтовню про воспоминания, которые я вложил в голову?

Она пожала плечами:

— Не в этом дело. Дело в том, что мы следуем правилам. Возьмите отпуск, прервите работу с гипнозом, смотрите на это как на приглашение к перемирию. Можете продолжать свои исследования, можете работать спокойно, только не практикуйте терапию гипнозом, пока идет внутреннее расследование…

— Что вы имеете в виду? Я не могу признать неправду.

— Я этого и не требую.

— Прозвучало как требование. Моя просьба об отпуске будет выглядеть как признание вины.

— Скажите, что берете отпуск, — сдержанно велела Анника.

— Черт знает что за идиотизм, — рассмеялся я и вышел из кабинета.

Вечерело. Прошел короткий ливень, и в лужах отражалось солнце, от земли пахло лесом, влажной почвой и гнилыми корнями. Я бежал по дорожке вокруг озера, размышляя о действиях Лидии. Я продолжал считать, что в состоянии транса она сказала правду — но не знал, как толковать ее слова. Что это была за правда? Вероятно, Лидия описала реальное, конкретное воспоминание, но поместила его не в то время. Имея дело с гипнозом, еще яснее понимаешь, что прошлое не прошло, твердил я себе.