Гипнотрон профессора Браилова

– Лечение сном – это лишь незначительная частица тех возможностей, которые сулит человечеству наш генератор, горячо продолжала Ирина. – Приходилось ли вам, Георгий Степанович, испытывать бессонницу? Мучительное состояние, не правда ли? Поставьте наш генератор на своей прикроватной тумбочке, включите счетчик времени… Две–три минуты, и вы погрузитесь в глубокий сон на пять–шесть часов. Вы проснетесь свежим, отдохнувшим, полным бодрости и желания работать. Это не все. Намечается возможность достижения такой глубины сна, при которой для отдыха нервной системы достаточно будет трех, а может быть, и двух часов в сутки. Вы представляете себе, что будет? Ведь человек вынужден спать восемь часов, и нельзя сокращать это время, иначе – нарастающее переутомление, истощение нервной системы, преждевременная старость со всеми ее спутниками – недугами. Треть своей жизни человек вынужден проводить в постели, и сократить сон вчетверо – значит подарить человеку пятнадцать–двадцать лет творческой жизни. Сколько можно сделать за эти годы!

Лосев с нескрываемым восхищением глядел на девушку. Сколько огня в ее глазах! Какая энергичная же­сти­куляция!

– А вы любите, оказывается, помечтать, – усмехнулся он.

– Но эта мечта уже наполовину сбылась, – ответила Ирина. – Пройдет немного времени, и она сбудется полностью. Я убеждена в этом!

– Как только ваш аппарат появится в продаже, я первый покупаю себе. Как жаль, что его не изобрели раньше. Станьте, пожалуйста, вот так, – сказал он и, отойдя назад, быстро вскинул к глазам фотоаппарат.

– Простите, но фотографировать в нашей лаборатории не разрешается, – предостерегающе выставила вперед руку Ирина.

– Что вы говорите? – явно смутился Лосев. – К сожалению, вы поздно предупредили: я успел щелкнуть. Профессиональная поворотливость, – усмехнулся он – Однако, если нельзя, значит нельзя.

Он открыл заднюю крышку фотоаппарата, извлек кассету и протянул ее Ирине.

– Там у меня, кроме этого, еще несколько снимков. Когда проявите, отрежьте запретный, а остальные вернете мне.

Ирине стало неловко. Но она решительно взяла кассету. “Сколько в нем порядочности и такта”, – подумала девушка, пряча кассету в карман халата.

17. У ПОРОГА ИЗВЕЧНОЙ ТАЙНЫ

Казарин упорно работал над усовершенствованием гипнотрона. Это он предложил так назвать аппарат, усыпляющий на расстоянии. Антон Романович вначале было поморщился. Очень уж претенциозное название. Кое-кто поймет, что мы с вами изобрели аппарат для гипноза. А ведь гипноз – это не просто сон. С этим словом связано что-то более значительное.

– Но физиологическая сущность одна и та же, – возражал Казарин.

– Одной физиологической сущности мало. Нужна еще и форма проявления. Впрочем, если бы сущность вещей и форма их проявления всегда совпадали, нам с вами нечего было бы делать в науке. Да и наука тогда ни к чему. Надеюсь, вы это и сами хорошо понимаете, Мирон Григорьевич?

Да, Казарин это понимал. Может быть, даже лучше, чем кто-нибудь другой. Гипноз! Сколько поистине чудесных явлений связано с этим состоянием! Силу гипноза люди познали давно. Еще в глубокой древности жрецы с помощью специальных приемов погружали немощных в особый сон. И происходило чудо: слепые прозревали, к немым возвращалась речь, парализованные вставали на ноги, заживали язвы, кровоточащие раны переставали кровать. Проходила душевная боль, смертельная тоска сменялась неистовой радостью.

Жрецы свято берегли свою тайну. Это было им выгодно.

Проходили столетия. Наконец техникой гипноза овладели врачи. Они тщательно изучали все формы проявления и все возможности этого удивительного состояния. Только одного не могли они – объяснить его. Говорили о каком-то животном магнетизме, о каком-то флюиде, волшебном ветерке, истекавшем якобы из пальцев гипнотизера и проникающем в глубь мозга загипнотизированного; о каких-то магических свойствах, ниспосланных высшей силой отдельным избранникам.

Потом была раскрыта и сущность гипноза. Оказалось, что это всего-навсего частичный сон, который можно вызвать с помощью весьма разнообразных приемов, и даже путем простого внушения. Выяснилось, что обычный сон можно перевести в гипнотический и наоборот.

Все было очень просто и в то же время чрезвычайно сложно. Оказалось, что далеко не каждого можно сразу усыпить, а в глубокую, самую интересную степень гипноза впадали немногие. Порой случалось так, что больной, который прекрасно засыпал, через несколько минут от начала сеанса или мгновенно после короткого приказа “Спать” вдруг переставал подчиняться гипнозу, и уже никакими способами его нельзя было усыпить. Бывало и так, что больной, по каким-то совершенно непонятным причинам, внезапно выходил из-под влияния гипнолога, просыпался в самое неподходящее время. Если это происходило в момент операции, надо было срочно прекращать ее, давать наркоз, терять время.

Гипнотрон профессора Браилова работал безотказно. Направил рефлектор на голову, нажал кнопку – и человек засыпает. Это было огромным преимуществом аппарата. Но у гипнолога было свое преимущество: слово.