Среди них была молодая мамаша с ребенком. Мальчик обернулся и поднял голову. Он посмотрел прямо на Кристину, и той стало не по себе. В его взгляде угадывалась отчаянная мольба.
А еще паника.
В следующий миг мать ринулась вглубь толпы и увлекла за собой сына. Они исчезли среди других пассажиров, словно проглоченные гигантской плотоядной субстанцией.
– Крис, – прошипела Ольга. – Давай быстро, кефаль пошла.
– Иду-иду, – она встала у дальней стены и приготовилась помогать пассажирам, направляя их к своим местам.
Первыми в салон самолета вошли две особы неопределенного возраста. У них были одинаково накачанные губы, одинаковые прически и нереально гладкие лица.
– Наконец-то, – вздохнула та, из-под короткого красного платья которой, выглядывал край татуировки. – Надеюсь, тут будет спокойней.
– Да уж, – вторая капризно надула и без того пухлые губки. – Что-то в аэропорту уж больно шумно стало.
– Это все из-за личинусов, – ответила первая. – Ненавижу мерзких маленьких крикливых гаденышей.
Дамы критически осмотрели свои места в первом ряду и, усевшись, достали одинаковые золотистые айфоны.
Мимо Кристины прошла молодая пара – он как школьник на первом свидании держал ее за руку, она, раскрасневшаяся, оглядывалась по сторонам.
– Какие у нас места, Мариш? – спросил юноша.
– Шестой ряд, – ответила девушка. – «Эф» и «Жи».
– Пожалуйста, по этой стороне, – направила их Кристина.
У молодого человека за спиной висел небольшой рюкзак, с торчащим наружу уголком запечатанного пакета, из тех, в которые упаковывают алкоголь в зонах беспошлинной торговли.
Следом за ними, ведя перед собой девочку лет семи, вошла высокая блондинка в узком голубом платье. Кристина хотела заглянуть в ее билет, но та решительно направилась вдоль левого ряда.
Салон постепенно наполнился. Поток пассажиров уменьшился и вскоре иссяк совсем. Последним прошел мужчина неопределенного возраста с коричневым кожаным кейсом. Небольшого роста, лопатообразным армянским носом, выкаченными болотного цвета глазами и отвислыми щеками он напоминал Сквидварда из мультфильма “Губка Боб”. С недовольным и крайне надменным выражением лица он оглядел каждую из стюардесс и, бросив взгляд на пассажиров, столпившихся в проходе, и рассаживающихся по местам, поморщился.
– Вот он запах родины. Смесь вони заскорузлых носков и дешевых пробников “шанель”. И вечный русский бардак. Везде, где появляется русский тут же наступает разруха и хаос. Наш человек даже в самолет сесть нормально не может. Казалось бы, что проще – пройти и занять свои места – но у них даже на это мозгов не хватает.
Он смерил долгим взглядом Кристину, очевидно рассчитывая на ее ответную реакцию, и не дождавшись, продолжил:
– Мне смешно, когда мне говорят, что я должен жить в Рашке. И еще любить ее. Я никому ничего не должен. Я люблю Париж. Все эти его «арт-де-вив», его «традисьон». Хотя и он уже не тот. Жизнь тут тоже меняется в худшую сторону из-за наплыва всякой швали. Но все равно Франция – все еще Европа, милочка. Она все ещё сильно отличается от кровожадной азиатской орды, от становища одичалых, в которое мы вынуждены вернуться.
– Давайте я посмотрю, какое у вас место, – предложила Кристина.
– Ох, девчонки, не завидую я вам, – с этими словами он протянул ей свой билет. – Изо дня в день общаться с русским быдлом, со всем этим сбродом.
– У вас бизнес-класс, пожалуйста, в первом ряду слева, – она указала на кресло через проход от ботоксных близняшек.
Сквидвард прошагал к своему месту. Усевшись в кресло, он поставил кейс между ног и замер, подглядывая за соседками. Те сразу принялись поправлять прически и излишне громко восторгаться вчерашней премьерой в “Гранд Опера”.
– Похоже, что сегодня мы станем свидетелями зарождения большого советского чувства, – прокомментировала Анжела.
– Они похожи на двух куриц и одного петуха. Главное, чтобы во время полета они не занимали надолго туалет.
– Не займут. Видно же, что его хватит лишь на пару секунд.
Они улыбнулись друг другу.
– Анжела сходи, посчитай, сколько кефали набилось, – произнесла Ольга. – По-моему несколько человек не хватает.
Когда Анжела ушла, бригадир подозвала к себе Кристину.
– Какая-то суета сегодня. Паксы излишне возбужденные. Тебе не кажется?
– Ты же знаешь, умер пассажир.
– И что? Ну умер он? На дворе двадцать первый век. В одной комнате будут расстреливать «врагов народа», а соседней, через стенку будет отвязная «пати». В наше время всем до фонаря, что происходит вне зоны их комфорта. Никто даже не замедлит движения, перешагивая через умирающего от смертельного вируса. Кроме того, все уверены, что с ними точно ничего подобного не произойдет.
– Может, ты просто ошибаешься на счёт человечества? Или люди изменились? Стали лучше?
– Помнишь в «
– Может просто дело в стране? У европейцев больше эмпатии?
– Если так, то мне что-то совсем расхотелось возвращаться.
Держа в руке «кликер», подошла Анжела.
– Нет троих.
– Ну, стойте, ждите тогда, – вздохнула Ольга. – А я пойду, доложу Татаринову.