Гиппократ

«Врач должен пронаблюдать за тем, что сопровождает острые болезни; сначала он должен посмотреть, похоже ли лицо больного на лицо здорового человека и особенно такое ли оно, как до болезни; если оно такое, как до болезни, это очень хорошо; но если отличается, это очень опасно».

После лица врач должен пронаблюдать за положением больного в постели, за движением его рук и другими признаками, на основании которых он может сделать прогноз на расстоянии. Только когда исследование доходит до подреберья, врач может приблизиться к больному для пальпации.

Прогноз неизлечимых случаев и отказ от лечения

Прогноз, опережающий обследование, для многих врачей был решающим моментом, важность которого современному человеку трудно понять. Он мог побудить врача принять радикальное решение, а именно — не лечить безнадежного больного.

Это может шокировать наших современников, но в античной медицине подобное решение не было чем-то исключительным. В Египте это тоже было принято. В египетских медицинских трудах схема изложения болезни состояла из трех частей: семиотика, прогноз, лечение. В части о прогнозе сразу указывается, должен ли врач лечить больного вообще. В греческой медицине ситуация иная. Хотя книдские нозологические трактаты имеют аналогии с египетской схемой, часть о прогнозе не содержит указаний по вопросу, лечить или нет. Есть лишь два исключения. Одно касается заболевания легкого, после описания симптомов которого мы читаем следующий прогноз:

«В этом случае, если выпадают волосы и голова становится лысой, и если когда он плюет на угли, слизистые массы издают сильный запах, предскажите, что он скоро умрет… В этом случае не лечите больного».

Другое исключение касается женской болезни — образования кисты: «По возможности не лечить такой случай, а если лечишь, предупредить». В остальных случаях лечение показано, даже если болезнь называется «смертельной». Повторяем, что в книдских нозологических трактатах запрещение лечить является исключительным; это контрастирует с правилами египетской медицины.

А вот в «Гиппократовом сборнике» есть свидетельства такой практики: они бросают тень на греческого врача. В случае ранений врач-гиппократик, дающий здравомысленные рекомендации, которые вполне одобрили бы даже современные врачи, советует, однако, не вмешиваться, если раненый без сознания. Какая жестокая несправедливость к несчастному, единственная вина которого заключается в том, что он без сознания и не может помочь врачу!

Справедливости ради отметим, что даже в эпоху Гиппократа раздавались голоса, протестующие против такой практики. Врачей упрекали за то, что они «лечат именно те болезни, которые пройдут сами по себе, тогда как теми, которые требуют большой помощи, они себя не утруждают». «Правда, эти упреки, по всей видимости, продиктованы не столько заботой о защите прав больного, сколько недовольством плохими результатами лечения и желанием доказать, что медицина не является наукой. «Если бы искусство действительно существовало, — заявляют эти спорщики, — тогда нужно было бы лечить все болезни без исключения».

Удивительно, с какой горячностью автор-гиппократик защищается от нападок. Он напрямик обвиняет противников в невежестве и безумии: «Требовать, чтобы искусство имело силу в областях, находящихся за пределами искусства, или природа — в областях, находящихся вне природы, это значит обладать такой невежественностью, которая больше смахивает на безумие, чем на отсутствие знаний».

Постараемся же понять побудительный мотив этого резкого памфлета, направленного против тех, кто сегодня нам кажется правым. Для автора это был вопрос жизни или смерти… медицины! По его мнению, запрещение лечить неизлечимые случаи вытекает из самого определения медицинского искусства:

«Я намереваюсь определить, — говорит он в начале трактата, — то, что, по моему мнению, является медициной. Это значит полностью избавлять больных от их страданий или смягчать силу болезни и не лечить больных, которые побеждены болезнью».

Это определение не лишено величия и тонкости в первой части, где автор думает о больном и делает различие между полным и относительным выздоровлением, но выводы нас шокируют.

Античный автор не был одинок в своей позиции. Платон в «Государстве» следует этому положению и дает ему более широкое толкование. Сравнивая хорошего лоцмана и хорошего врача, он дает понять, что отказ предпринимать невозможное характерен для всех искусств:

«Люди, сведущие в искусстве, например, выдающийся лоцман или врач, умеют отличать в своем искусстве возможное и невозможное и берутся за возможное, но оставляют невозможное».

В эллинистическую эпоху этого же мнения придерживался один из самых знаменитых врачей того времени — Герофил. Когда у него спросили, как он определяет превосходного врача, он ответил: «Тот, кто способен различать возможное и невозможное».