Гипсовый трубач

В следующий раз, когда маститый вор попытался украсть трехлитровую банку красной икры, в складчину купленную насельниками у заезжего производителя, Проценко отхлестали по щекам. «Непревзойденный Тартюф», пав на колени, поклялся памятью покойной жены и безвременно умершей дочери впредь близко не подходить к чужому питанию, мужественно довольствуясь тем, что дают в столовой. Все вроде бы успокоились. Но через неделю сразу несколько ветеранов обнаружили чудовищную недостачу. А у акына Агогоева исчез туго наполненный бурдюк молодого вина, доставленного уважительными земляками. Когда ветераны, ведомые Яном Казимировичем, ворвались в номер Проценко, то обнаружили его за столом, ломившимся от украденных яств. Посредине помещался сильно обрюзгший бурдюк. «Самый нежный Арбенин в мировой лермонтаниане» был пьян в стельку и пел неприличные куплеты. Огорченный акын слег с гипертоническим кризом, и это стало последней каплей: грабителя решили пропесочить на общем собрании ветеранов.

— Ну и что вы, Георгий Кириллович, можете сказать в свое оправдание? — строго спросил Ящик, закрывая прения и суммируя гнев успевших выступить.

— Я всегда хочу есть, — ответил своим знаменитым жалобно-глумливым голосом «самый невероятный Подколесин» и распрямил старческие плечики.

— Я думала, он умер… — тихо созналась Наталья Павловна, которая вела в «Ипокренине» весьма отъединенную жизнь, если не считать ухаживаний Огуревича.

— Как видите, он жив и весьма прожорлив! — не разжимая губ, словно чревовещатель, отозвался Жарынин.

— Что он такое говорит! Ужас! Позор! Стыд! Исключить! Выгнать! Пригвоздить! — взорвалась старческая общественность.

— Да, я хочу есть! — закричал с вызовом Проценко, и его пальцы закрутились с нечеловеческой быстротой. — Я люблю есть. Я обожаю есть! Это единственное, что мне осталось из земных радостей. Но то, что дают здесь в столовой, это выше моих сил! Я скоро умру. А мне никто ничего вкусного не приносит. Никогда! А вам тащат и тащат — сумками. Но вы в еде ничего не понимаете! Разве можно печеного карпа поливать кетчупом? Невежды! Вы недостойны настоящей еды! Хотите устроить мне голодомор? Не выйдет! И я буду, буду, буду красть вашу жратву! Бейте меня, убейте! Буду! — С этими словами он отвесил свой знаменитый проценковский полупоклон и покинул холл легким шагом любимца публики.

Возникло смятение, раздались крики возмущения, группа крепких еще стариков под водительством Яна Казимировича бросилась, чтобы скрутить и вернуть нахала на суд коллектива, но тут кто-то истерически закричал:

— Включайте телевизор! Началось!

Глава 36 Феникс из пекла

Пока лихорадочно, путая кнопки пульта, рыскали по каналам, Жарынин интимно склонился к шее Натальи Павловны и шепнул:

— Теперь считают, что бабло побеждает зло. Но сейчас вы увидите, как слово побеждает зло!

Она в ответ лишь неуютно повела плечами, чем вызвала в сердце Кокотова ревнивый восторг.

Наконец нашли нужный канал. Известный российский политолог с американским гражданством, выкатывая глаза и тряся немытой шевелюрой, страшно ругал Уго Чавеса за признание независимости Абхазии. Ведущий поддакивал ему с родственным пониманием и жалел бедную Грузию, оставшуюся без курортного побережья. Так, стеная и тоскуя, геополитические печальники вышли из эфира.

Затем на экране пыхнул и рассыпался титр популярной субботней передачи «Злоба вечера». В студии за столом, похожим на барную стойку, в прозрачных пластмассовых креслах сидели популярные ведущие — Тихон и Фатима, одетые с тщательно продуманной дорогой неряшливостью. Они будто не замечали, что передача уже началась, и продолжали болтать о постороннем, переглядываясь со шкодливой загадочностью.

— Ой, да мы уже в эфире! — мило пришепетывая, спохватилась Фатима.

— Как же мы с тобой не заметили? — элегантно картавя, удивился Тихон.

— Тиш, а ты слышал когда-нибудь про «Ипокренино»?

— Нет, Фатимуша, не слышал. А где это?

— Ну конечно, ты же еще так молод!

— Постарше некоторых! Тебе сколько?

— Таких вопросов женщинам не задают!

— Ты первая начала!

— Ну ладно, не будем спорить. Главное ведь не в том, кто старше, а в том, что «Ипокренино» гибнет!

— Как это гибнет? — нахмурился Тихон.

— А вот об этом нам и расскажет неподражаемый Алик Имоверов.

Старички, предвкушая, переглянулись. Мускулистые щеки Огуревича торжественно напряглись. Регина Федоровна и Валентина Никифоровна бросили на Жарынина совокупный взор обожания. Он, подбоченясь, посмотрел на Наталью Павловну. Душа Кокотова сморщилась от тайной зависти к соавтору.

На экране появился титр «Спасите нашу старость!», а следом потекла широкая панорама ипокренинских красот: пруды, грот, аллеи, беседки, балюстрада и колонны главного корпуса. В кадре образовался Имоверов в пиджаке цвета взбесившейся канарейки, он шумно втягивал воздух и восторженно озирался: