Гипсовый трубач

— Я? Я бы… просто кофе… — несмотря на радостное смущение, Кокотов понимал, что расплачиваться опять придется ему.

— Какой именно кофе? — спросил метрдотель так серьезно, будто речь шла по меньшей мере о выборе донорской почки.

— Самый обычный… — Писодей осторожно потянулся к коровьей папке, чтобы взглянуть на цены.

— Андрюша, попробуйте «Ламбадо-Милк» с шоколадной крошкой и молоком ламы. Не пожалеете! — посоветовала Обоярова, твердо останавливая и нежно гладя его руку.

— Прекрасный выбор! — похвалил старший пастух и исчез.

Наталья Павловна откинулась спиной на березовую жердь и вновь огляделась вокруг с таким счастливым видом, точно после нечеловеческих скитаний воротилась наконец под отчий кров. Она и дышала глубже обычного, словно стараясь вобрать в легкие побольше родного воздуха. Обводя взором милые пределы и едва кивая некоторым знакомым, бывшая пионерка умудрялась выразить самые разнообразные чувства — от теплой неприязни до дружеской ненависти. Затем она повернулась к писодею, положила голову ему на плечо и прошептала:

— О, мой рыцарь! Вы даже не представляете, как мне тяжело! Какой это был позор! Я приехала за своими вещами, а Федя приказал Мехмету погрузить их в грязную садовую тачку из-под навоза, вывезти за ворота и свалить в лужу! Было воскресенье. Все возвращались домой из храма, видели мой позор и хихикали. А вон та выдра… Не смотрите в ее сторону! Она хохотала! Они все думали, я никогда сюда не вернусь. Вы понимаете, никогда!

— Понимаю…

— А я вернулась, благодаря вам, мой герой!

Появилась официантка с неподвижной, словно приклеенной скотчем улыбкой. Она выставила перед гостями кофе и тарелочку со штруделем, мало отличающимся размером от ипокренинских порций. Кокотов получил стеклянную кружечку, из которой торчала длинная ложка, увенчанная крошечным бумажным сомбреро. «Ламбада-милк» оказался чуть теплым, а шоколадная крошка скрипела на зубах как песок. Кофе, принесенный Обояровой, отличался, кажется, лишь тем, что с длинной ложки свисал малюсенький флаг Бразилии. Бывшая пионерка сделала два глотка и без всякой охоты попробовала кусочек штруделя.

— О, мой рыцарь, сейчас мы поедем туда. Мне так тяжело! Вы поддержите меня?

— Конечно!

— Я покажу вам дом. Даже мою зеркальную спальню. Понимаете?

Сердце порока трепыхнулось и подпрыгнуло, будто живая рыба на весах, писодей незаметно сунул руку в карман, выдавил наощупь из упаковки таблетку камасутрина и тайно положил в рот, запив мерзкой «ламбадой».

— Вкусно? — кивнул он на штрудель, надеясь, что ему предложат попробовать, и можно будет заесть прогорклую кофейную дрянь.

— Так себе… — пожала плечами Наталья Павловна, отодвинула тарелку и нетерпеливо передернула плечами.

Уловив повелительную судорогу клиентки, тут же прибежала пастушка и положила перед Кокотовым, оставшимся без штруделя, маленькую коровью папочку со счетом. Он раскрыл, глянул и приятно удивился: оказалось, цены здесь, в Рубляндии, такие же гуманные, как в «Царском поезде». Писодей хотел даже пошутить про коммунизм в отдельно взятом районе Подмосковья, но понял и вспотел: четыре крупные цифры, напечатанные внизу, оказались не рублями с копейками, как ему подумалось сначала, а просто рублями. Страшась, что денег не хватит, автор «Жадной нежности» вынул «лопатник» и стал нервно рассчитываться, напоминая фокусника, вытягивающего из себя бесконечную бумажную ленту. Пастушка смотрела на неиссякаемые палевые «квадрижки» так, словно клиент решил расплатиться использованными гигиеническими прокладками. Наталья Павловна, ощутив неловкость, мечтательно отвернулась к окну. Наконец писодей выложил последнюю, самую замусоленную бумажку и, сгорая от стыда, добавил «на чай» несколько обидных «красноярок» цвета болотной зелени.

Наиль, сожалея о краткости их визита, довел до самой двери и простился с тем прохладным радушием, с каким обычно провожают вон симпатичную мамашу, зачем-то притащившую в гости своего истеричного и антисанитарного ребенка. Очутившись на улице, бывшая пионерка спросила с нежным раздражением:

— Друг мой, вы забыли кредитку дома?

— У меня нет кредитки, — сознался Кокотов.

— Как это так?! — опешила она, словно он признался ей в отсутствии важнейшего жизненного органа.

— Говорят, с карточек деньги воруют…

— Что за чушь?! Завтра же идите в банк и заведите себе карточку! Вот еще…

Володя, охваченный должностным восторгом, руководил выездом с парковки страстно — забегая то справа, то слева, приседая и маня на себя задний бампер. В завершение он вынесся на проезжую часть и властным взмахом остановил движение, давая Наталье Павловне возможность без помех влиться в шоссейный поток. Воздушный поцелуй был ему наградой.

Торгово-ресторанный анклав исчез так же внезапно, как и возник. Снова потянулось природное Подмосковье с желтеющими лесами, праздными полями, пряничными поселками, дальними церквушками. Миновав мост через Москву-реку, они въехали на Николину гору и вскоре остановились перед высокими коричневыми воротами. Обоярова требовательно посигналила и, ожидая отзыва, сообщила: