Гипсовый трубач, или конец фильма

– Сейчас объясню. Чего, собственно, добивается Дынин? Порядка, дисциплины, организованного досуга и прибавки в весе. Кстати, эта мания - откормить ребенка - осталась от голодных послевоенных лет. Разумеется, в сытые семидесятые это выглядело нелепо, даже смешно. А вот в девяностые, когда в армии для новобранцев создавали специальные «откормочные» роты, это уже не выглядело глупым. История повторяется. Но вернемся к Дынину. Ведь все, что он требует от детей, абсолютно разумно! Вообразите: если три сотни пионеров перестанут ложиться, просыпаться и питаться по горну, откажутся ходить строем, начнут бегать и резвиться сами по себе… Что случится?

– Хаос, - подсказал писатель.

– Верно! А если дети станут купаться где попало, без надзора взрослых? Что есть пионер-утопленник? Горе - одним, тюрьма - другим. Так?

– Это самое страшное! - передернул плечами бывший вожатый Кокотов.

– А контакты с деревенскими? Это же - эпидемия. Согласны?

– Абсолютно согласен.

– Так кто же он, наш смешной и строгий Дынин, требующий соблюдения всех этих правил коллективного детского отдыха? Догадались? Думайте!

– Не знаю. Сдаюсь.

– Дынин - это советская власть.

– Да ладно вам!

– А вот и не ладно! Вспомните, незабвенная советская власть занималась тем же самым: порядок, дисциплина, организованный досуг, рост благосостояния народа… Другими словами, прибавка в весе.

– А кто ж в таком случае Иночкин? - полюбопытствовал Кокотов.

– А Иночкин - это неблагодарная советская интеллигенция, которая всегда ненавидела государственный порядок, но жалованье хотела получать день в день. И какую отличную фамилию Элемка придумал для героя! Вы замечали, как образуются самые распространенные псевдонимы? Правильно! - кивнул Жарынин, даже не дав собеседнику раскрыть рот. - От имени мамы или любимой женщины: Катин, Галин, Марин, Олев, Светин, Ленин, Инин… А тут - Иночкин! Маленький, милый, но уже безжалостный разрушитель государственного порядка. Гениально! А помните, как заканчивается фильм?

– На родительский день приезжает большой начальник… Ну, и…

– Абсолютно верно. Приезжает большой начальник Митрофанов проведать племянницу, кстати, редкую оторву вроде Ксении Собчак, и снимает, к чертовой матери, с работы Дынина за формализм и подхалимаж. Вы видели, чтобы хоть кого-то за формализм и подхалимаж с работы сняли?

– Не-ет, - признался писатель.

– Правильно. Митрофанов - это аллегория нарождавшегося реформаторского крыла советской власти. А Дынин - символ замшелой номенклатуры. Он, чтобы дядю порадовать, хотел племянницу королевой полей - кукурузой - нарядить… Улавливаете?

– Что?

– Как что? Номенклатура стремилась повязать партийную власть мелкими личными гешефтами. А кто в конце концов вылез из початка вместо племянницы?

– Иночкин.

– Умница! Из початка вылезла неблагодарная советская интеллигенция, либеральная до аморализма. И что делает товарищ Митрофанов, сняв Дынина?

– Зовет всех купаться? - припомнил Кокотов.

– Правильно! Зовет купаться в неположенном месте. Понятно?

– Нет…

– Думайте! Даю подсказку: Митрофанов - это…

– Не знаю.

– Эх, вы! Митрофанов - это же Горбачев со своей перестройкой! Он снимает Дынина (старую номенклатуру), разрушает установленный порядок и зовет всех купаться в неположенном месте, а те от нетерпения начинают прыгать через реку - из социализма в капитализм!

– Не может быть! - вздрогнул Кокотов и почувствовал на спине мурашки.

– Увы, это так! Но не перепрыгнули. Нет. Свалились… Начался жуткий бардак девяностых. Ельцин. Кошмар. Семибанкирщина. И понадобился снова кто?

– Дынин!

– Вы растете прямо на глазах! Да-да-да! Дынин. Путин! Улавливаете? А ведь фильм-то снят задолго до перестройки! Вот на что способно, коллега, настоящее искусство! Понимаете? Но извините, Андрей Львович, я перебил вас! Рассказывайте дальше! Что же случилось на карнавале?

– Ну, в общем, наша художница Тая посоветовала мне нарядиться хиппи…

– А вы кем хотели?

– Индейцем… Одиноким Бизоном. А для этого требовалось совсем немного: байковое одеяло, несколько вороньих перьев, которые я заранее припас, ну и, конечно, акварель или гуашь, чтобы стать окончательно краснокожим. За гуашью я и пошел к Тае… - сказал Кокотов, ощутив в горле спазм от давнего, казалось, давно забытого смятения.

– Во-от оно что! - чутко уловил Жарынин. - А нука рассказывайте!

– Дмитрий Антонович, мы сюда с вами приехали сценарий писать или обмениваться сексуальным опытом? - Писатель непростительно посмотрел на соавтора.

– Запомните: искусство и есть обмен сексуальным опытом. И ничего больше! Но возвышенный обмен. Воз-вышен-ный. Что говорил Сен-Жон Перс по этому поводу?

– Не знаю.

– Эрос есть даже в вакууме!

– Да идите вы к черту с вашим Сен-Жон Эросом! - заорал Кокотов и смутился, догнав свою оговорку.

– Хорошая обмолвка. Отличная! А что же вы так взволновались-то?

– С чего вы взяли? Я спокоен.

– Вижу я, вижу…