Гипсовый трубач

— Так вот, у нового дворника куда хуже. Ни волосинки на черепе — одни струпья фиолетовые. Чистый Фредди Крюгер! Голоса тоже нет — связки сожжены. Не говорил — хрипел, не сразу и разберешь. Кое-как объяснил: с Кузбасса он, в шахте обгорел, когда метан рванул. Дворником инвалид хорошим оказался: не пил, территорию в чистоте содержал, пацанам свистульки из жести вырезал, в сантехнике неплохо разбирался, ремонтировал лучше и дешевле, чем вся эта пьянь из ДЕЗа. Сначала из-за внешнего вида его приглашать в квартиры побаивались, а потом привыкли: руки хоть и страшные, обгоревшие, а золотые. Была у него, правда, одна особенность: как свободная минутка выдастся, сядет на скамейку возле своей каморки и смотрит на дверь первого подъезда. Смотрит, смотрит, смотрит…

А с Анфисой Андреевной стало тем временем происходить что-то странное: однажды она вошла в лифт и чуть не упала в обморок, потому что уловила отчетливый запах своего погибшего мужа. Потом вдруг двадцать пятого января нашла на пороге огромный букет цветов. Ну, с ней истерика! Мы стали успокаивать, мол, это кто-то из однополчан покойного решил сюрприз сделать — все ведь знали, как Павел ее любил. Но с ней все-таки нервный срыв случился: боялась из дому выйти, везде ей запах покойного мужа чудился… Посовещались мы по-соседски и нашли хорошего психотерапевта, видного мужчину лет сорока. Стал он к ней ходить: гипноз, анализ страхов, угнетенная женская чувственность, сознание-подсознание, либидо-подлибидо, разговоры о потаенном детстве и все такое прочее… Сперва он с ней, как положено, ровно час занимался, минута в минуту. Потом стал задерживаться, чаевничать. Затем с пакетами магазинными начал появляться — она ведь вообще из дому не выходила от страха. А там глядим: уже и Мишку из школы за руку ведет. Раньше-то пацана мы по очереди забирали…

А дворник сидел на своей лавочке и внимательно на все это смотрел. Один раз у психотерапевта машина не завелась. Он и так и сяк — мертвая. Обгорелый подошел, заглянул под капот, проводок какой-то поправил — затарахтела. Но от денег отказался. Ну, надо ли говорить, что настал однажды день, когда психотерапевт так и не вышел от своей пациентки, ночевать остался. Инвалид сидел всю ночь на лавочке и курил. Я как раз из Дома кино с премьеры возвращался за полночь.

— Не спится? — спросил.

— Не спится… — прохрипел он.

— О чем думаешь?

— О справедливости.

— Лучше не думать о том, чего в жизни не бывает! — посоветовал я и ушел.

Утром дворник исчез, оставив возле лавочки страшное количество окурков — точно гильзы, отстрелянные у пулемета после жуткого боя. А в дверь Анфисиной квартиры была воткнута записка: «Будь счастлива! Павел».

Почерк она тут же узнала, бросилась к консьержке — мол, кто заходил, а та отвечает: никого чужого не видела, только дворник появлялся, сказал, у вас прокладку в ванной выбило. Тут-то Анфиса все и поняла, метнулась в милицию, военкомат, ФСБ… Стали разбираться и выяснили: действительно, из Моздокского госпиталя как раз в то самое время, когда появился у нас новый дворник, выписался один прапорщик, уроженец Кузбасса, очень сильно обожженный, но до родного городка так и не добрался. Впрочем, был он бессемейный, и никто на это внимания не обратил. Стали опрашивать друзей и выяснили, что у прапорщика уж очень веселая татуировка на груди имелась, ни с чем не спутаешь: голая девушка верхом на крупнокалиберном снаряде. Тут Анфиса и вспомнила, как в Ростове-на-Дону видела труп именно с такой наколкой. В общем, догадались: обожженный инвалид — это Павел. Он, похоже, решил утаиться от любимой жены, начать новую, искалеченную жизнь с чужими документами, да потянуло домой…

— А чем же все кончилось? — тихо спросил Кокотов.

— А чем все кончается? Анфиса сначала не могла себе этого простить, выгнала психоаналитика, ждала, что муж вернется, что он где-то рядом затаился, ходила по округе и расклеивала, точно объявления об обмене, бумажки, написанные от руки Мишкой: «Папа, вернись! Мы тебя с мамой очень любим!» Надеялась, муж руку сына узнает, расчувствуется и простит.

— Вернулся?

— Нет. Исчез. А вскоре я прочел в «Коммивояжере» заметку, что на загородном шоссе, по которому ездил на службу и обратно Грачев, нашли тело мужчины, подорвавшегося при попытке установить мину на пути следования министра обороны. Тело неудачливого террориста, особенно лицо и руки, имело следы страшных, но уже заживших ожогов…

— Вы сказали об этом Анфисе?

— Нет, конечно. Она до сих пор надеется. Ну, за русского офицера!

Они молча выпили.

— Пошли ужинать! — строго распорядился Жарынин.

Глава 16 Пан Казимир и его сыновья

По пути к пище соавторы встретили доктора Владимира Борисовича, настолько подавленного, что даже его казачьи усы поникли. На осторожный вопрос про обстановку над Понырями он безнадежно махнул рукой и ушел скорбной поступью пораженца.